Месть сыновей викинга

После обряда крещения Ивар еще сильнее укрепился в вере в асов, но тщательно это скрывал. У него на шее теперь висел маленький серебряный крестик, полученный от короля после крещения. Но ярл носил его поверх куртки, дабы он не соприкасался с кожей.

– Я не забыл истинных богов, обитая в среде христиан, – заверил я моего собеседника. – Но изучил христианские обычаи. В монастыре жил послушник по имени Ярвис. Он заменил мне отца.

– Почему ты никогда прежде не рассказывал мне об этом?

– Разве в таком случае ты смог бы мне доверять, досточтимый ярл?

Едва ли. И мы оба это знали. Ивар Бескостный ждал от меня подробностей. Было видно, как ходили его челюсти под рыжей бородой.

– Брат Ярвис научил меня латыни, родному языку Белого Христа. Он же рассказал мне о римлянах.

– К чему настоящим воинам знать весь этот вздор? – фыркнул он.

– Ты сам сказал как-то, что я обладаю полезными знаниями. Если бы я не познакомился с Ярвисом, не смог бы помочь тебе в свое время.

Ивар Бескостный угрюмо покачал головой. После унижения, которое ему пришлось испытать во время обряда крещения, он стал более раздражительным и несговорчивым.

– Бог, известный тебе под именем Белого Христа, – продолжал я, – на самом деле триедин – это Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой.

– Так почему христиане болтают о единственном истинном боге?

– Это три разные ипостаси одного бога. – Я встретил его взгляд, выражающий сомнение и замешательство. – В дальних южных землях почитают другого бога, Аллаха. Здесь, в Англии, многие до сих пор тайно поклоняются прежним божествам. Они похожи на северных, но называются иначе. Ирландские монахи рассказали саксам о Белом Христе, и он прочно укрепил свои позиции в этой стране, так что удобнее находиться с ним в хороших отношениях.

– И вместо того чтобы научиться варить зелье или приобрести еще какие-нибудь полезные навыки, – усмехнулся он, – ты дни напролет бубнил молитвы в темной келье и позволял монахам морочить тебе голову небылицами о мифических героях и ложных богах?

Я промолчал, чтобы дать ему возможность переварить полученную информацию. В тишине мы пробирались сквозь руины, пока не вышли к просторной площади, на которой возвышался полукруглый фасад высотой в несколько человеческих ростов. Он заметно выделялся на фоне однообразной архитектуры иных построек осыпавшимися колоннами и эркерами. Перед необычным сооружением стоял полуразрушенный пьедестал с уцелевшей от некогда стоявшей на нем статуи ногой, обутой в сандалию. Место слома на уровне щиколотки отшлифовал ветер. Остальная часть статуи навсегда сгинула в потоке времени.

Я кивнул Ивару Бескостному на ворота в закругленном фасаде выдающейся постройки. Мы осторожно пробрались по темному тоннелю и оказались посреди скамеек, поднимающихся полукруглым амфитеатром. Нижние ряды находились на уровне наших коленей, а верхние достигали вершины внутренней части фасада. Сквозь трещины и щели в выщербленных ненастьем камнях пробивалась дикая трава. У этой постройки не было крыши – над нами открылось серое небо.

Мы стояли посреди каменной площадки у подножия скамеек, расходящихся полукругом. У нижнего ряда сидений на уровне груди находилась платформа. Позади нее располагалась внутренняя часть фасада с несколькими колоннами, эркерами и выступами. Наши шаги эхом отзывались между каменными плоскостями. Откуда-то издалека доносилось воронье карканье. Контраст с шумом, производимым многочисленным населением оживленного города на противоположном берегу реки, был разительный.

– Разве это небылица? – я постучал по каменной платформе. – Думаешь, это сооружение возвели мифические герои? И все это не более чем фантазия?

За несколько дней до нашего прихода в разрушенный город я сам изучил его и постепенно осознал одну вещь: возможно, саксы сумели построить из камня отдельные церкви, подобные той, что стоит на площади в Эофорвике, но никому из ныне живущих не под силу возвести целый город, который простоит века. Теперь это навсегда утраченное искусство, и от взгляда на рассыпающееся великолепие, от мысли о том, какое сокровище мы потеряли, меня охватило гнетущее ощущение, словно кто-то положил на грудь огромный булыжник. Ивар Бескостный чувствовал нечто подобное. Он вздрогнул.

Его голос был сухим, когда он спросил:

– Для чего служило это место?

– Возможно, это был зал для собраний, – предположил я.

С тех пор за время своих путешествий я повидал немало римских театров, один из них даже был встроен в скалу, но на тот момент назначение подобных сооружений было мне неизвестно, а потому я выдвинул догадку на основании своего ограниченного опыта. Ни сдержанным саксам, ни непосредственным скандинавам было неведомо искусство драмы – трагедии и комедии, столь усердно культивируемое римлянами за много веков до викингов.

– Ни у одного короля не нашлось бы столько средств, – возразил Ивар Бескостный.

– Даже у великого Рагнара Лодброка?

В ледяном взгляде синих глаз вспыхнул гнев.

– Мы все – короли, – сказал он.