Когда мужчины собирались небольшими группами и удрученно глядели на замерзшие поля, я слышал, как они говорят о непривычно затянувшейся зиме и о твердой почве, к вспахиванию которой не удается приступить. А от женщин, стайками сбегавших к ручью, чтобы пробить во льду прорубь, я узнавал о множестве мелочей, из которых состояла жизнь сельчан. Из своего убежища в гуще берегового кустарника я слушал, как они обсуждают, кто из мужчин колотит жен и детей, кто тайком поклоняется старым богам, кто отлынивает от работы все три дня в неделю, которые установлены олдерменом для обработки его земельного надела. Я получил подтверждение, что Эльдрид был в селении главным. Я узнал, что он всеми любим за умение обходиться и со священниками, и с олдерменами с таким смирением, что они становились восприимчивы к здравому смыслу его слов. Я выяснил, что светловолосого паренька, возглавляющего местную банду в разборках с молодцами из соседнего селения, зовут Холл, и что дочь кузнеца Белла – самая завидная невеста в округе и помолвлена с сыном олдермена.
Меня все больше привлекала небольшая семья кузнеца, ведь я ничем не отличался от других юношей, и красота Беллы не могла не очаровать меня. При взгляде на ее длинные темные волосы, стройную фигуру и большие синие глаза у меня перехватывало дыхание. Если не удавалось увидеть ее, день проходил впустую. Учитывая, как много времени я проводил, наблюдая за селением и его жителями, было поистине удивительно, что никто не поймал меня с поличным до того, как Альтон крепко схватил меня за шею у собственного дома. Но я всегда соблюдал осторожность и считал, что меня никто не замечает. А теперь оказалось, что это ощущение было иллюзией, и скоро произойдет непоправимое.
– Что они делают? – недоумеваю я, глядя, как факельщики рассеиваются в сумерках по полям.
– Они идут, вытянувшись линией, на расстоянии вытянутой руки друг от друга, – отвечает Альтон. – Как только доберутся до кромки леса, примутся выслеживать жертву, пока не загонят ее в тупик и не обезвредят.
– Какую жертву?
Он смотрит на меня и качает головой.
– Оборотня, конечно.
Я наконец понимаю смысл его слов и, оторопев, тыкаю пальцем себе в грудь. Он молча кивает.
– Я должен был принять участие в их вылазке, – добавляет он. – Они, несомненно, удивляются, куда я девался.
– Почему ты мне помогаешь?
Во мраке ночного леса его густо покрасневшее от смущения лицо кажется светло-фиолетовым – именно такой цвет приобретает открытый участок кожи между его бородой и волосами.