Месть. Все включено

Он был на полпути к крюку, когда за дверью послышались шаги. Бандура вернулся на исходную позицию и повыше натянул простыню. Клацнули отпираемые замки. Тяжелая дверь, заскрипев, отворилась, впустив в комнату ухоженную дородную шатенку лет сорока с небольшим. Строгое коричневое платье горничной, приталенное в поясе и расклешенное на бедрах, подчеркивало ее пышные формы, и Бандура, вопреки отчаянному положению, залюбовался спокойной, зрелой грациозностью, с которой двигалась незнакомка, подумав, что если Боника обслуживают такие служанки, то какие тогда у него наложницы? Надетый на горничную поверх платья белый передник вроде тех, в каких некогда щеголяли школьницы выпускных классов, придавал ей некоторый шарм с оттенком ностальгии по ушедшим временам и упущенным возможностям. Глядя за этой приятной женщиной через опущенные ресницы, Андрей даже успокоился немного, оставив мысль свернуть шею первому, кто войдет в его камеру. Этот коварный замысел он лелеял в последние полчаса. Тем более что его терзали большие сомнения на счет того, сумеет ли он, одной здоровой рукой справиться с этой женщиной, отнюдь не производившей впечатление доходяги.

В полных руках горничной был поднос с несколькими тарелками и кофейником, значит, ему подали завтрак в постель. Это был не самый плохой знак. Оставив поднос на столике, женщина, скользнув по Андрею слегка заинтригованным взглядом, одернула фартук и поплыла к двери. Он зачаровано проводил ее округлые ягодицы, пока за ней не захлопнулась дверь, а затем, оставив поднос с завтраком без внимания, возобновил попытки подобраться к окну. Вскоре это ему удалось.

– Вау, – восхитился Бандура вопреки тому, что когда ваше положение оставляет желать лучшего, мягко говоря, не до окрестных пейзажей, даже если они чудесные.

Открывшаяся ему панорама так и просилась на холст живописца. Окно выходило во двор построенного в виде подковы особняка. Посреди двора журчал фонтан, напоминающий изящную хрустальную чашу. Свежий ветерок раз за разом налетал из долины, разбивая ее тысячей искрящихся на солнце осколков, отчего над двором подымалась радуга. Трава на лужайке была подстрижена настолько аккуратно, что казалась искусственной. Облицованные откровенно заграничным кирпичом стены в нескольких местах были увиты плющом. Над красной черепичной крышей, увенчанной декоративными островерхими башенками, торчали высокие дымовые трубы, одного вида которых было достаточно, чтобы представить трубочистов из сказок Андерсена. Выше поднималась отвесная каменная стена, каких в горном Крыму превеликое множество. Ее темно-песчаного цвета поверхность густо усеивали отверстия пещер, отчего она напоминала срез гигантской головки сыра. Макушку кряжа венчали густые заросли. Немного севернее обрыв переходил в крутой склон, поросший редколесьем, перемежаемым каменными проплешинами в тех местах, где случались обвалы.

В общем, местность красотой не уступала воспетой поэтами Швейцарии, а возможно и превосходила ее.

* * *

И особняк, и земельные угодья обошлись Бонифацкому сравнительно недорого, в особенности, если не забывать, что располагались они в самом сердце Государственного Природоохранного Заповедника, у северного подножья Бабугая.[85]

Выстроив особнячок на месте рощи реликтовых скипидарных деревьев, Бонифацкий и Витряков пользовались им от случая к случаю. Как правило, в качестве охотничьего приюта, а иногда и для встреч с девицами, не без этого. Леса вокруг изобиловали дичью, а накопленного Витряковым огнестрельного оружия с избытком хватило бы, чтобы вооружить до зубов целую артель зверобоев. Сам Бонифацкий относился к охоте с прохладцей, отдавая предпочтение рыбалке. В те времена кое-где еще водилась форель. Потягивая рыбешку на удочку, которая стоила как парочка «Жигулей», Бонифацкий обыкновенно казался погруженным в раздумья, хотя, на самом деле, в эти моменты его мозги отдыхали, поскольку он вообще ни о чем не думал. Освободить разум от работы – великое благо, на самом деле, и рыбалка при этом обыкновенный инструмент, вроде наркотиков. Не самый, возможно, быстродействующий, зато с превосходными терапевтическими свойствами.

«Задрался в кусты, как онанюга, и дрочишь часами напролет, – Витряков имел свое, отдельное мнение по поводу рыбаков и того, что у них в руках, кроме удочек. – Даже водку не пьешь. Я еще понимаю – выкатить два ящика водки, ящик динамита, шлюху хорошую, б-дь на х… прихватить. Нажраться, мать твою, до поросячьего визга, да как звездануть динамит к херам! Это еще туда, б-дь, туда-сюда развлечение…»

«Чем больше шлюх на кровати, а водки в желудке, тем острее сексуальные ощущения, так, идиот?» – думал Вацлав Збигневович, но не спешил высказываться вслух.