С их уходом стало тихо. Поскольку осыпать бранью стало некого, Мэллори молча стояла возле клетки, из которой она только что была освобождена. И не подумав поблагодарить Чаросчёт, она хмуро зыркнула на неё, а затем сердито повернулась к Артуру.
– Что? – спросил он.
– Ты хоть соображаешь, что из меня могли сделать пирог? – начала Мэллори.
– Но… – промямлил Артур.
– Ты хоть знаешь, каково это лишиться дара речи?
– Нет…
– Ты хоть понимаешь, насколько я грязная?
– Ну…
Артуру хотелось сказать: «Да, конечно». А ещё ему хотелось указать Мэллори, что она не только выглядит жутко грязной, но и пахнет соответствующе. Но, учитывая настроение, в котором она пребывала, он решил, что говорить об этом будет по меньшей мере глупо.
По привычке он принялся бормотать что-то утешительное, как будто растревоженного Брюса успокаивал, впрочем, понимая, что толку будет мало. Настроение у Мэллори обычно колебалось между отвратительным и суперотвратительным, и он ясно видел, что сейчас она пребывает в суперотвратительной фазе.
Чаросчёт была менее осторожна. Она сердито уставилась на Мэллори.
– Я надеюсь, ты понимаешь, – проговорила она, – в какие неприятности ты всех втравила?
Мэллори злобно уставилась на неё, но ничего не ответила.
– Как я понимаю со слов моей подруги Зубной феи, ты имела неслыханную наглость посадить её в птичью клетку к неговорящему волнистому попугайчику и, того хуже, требуешь за её освобождение выкуп в сто долларов, – продолжила Чаросчёт.
– Ну и? – поинтересовалась Мэллори.
Артур замахал было рукой, подразумевая «сбавь обороты, Мэллори. Осторожно…»
Мэллори даже не посмотрела на него. Она сердито смотрела на Чаросчёт, скрестив руки на груди и выпятив подбородок.
– Итак? – вопросила требовательно Чаросчёт, нимало не смущённая.
– Сто долларов – это немного, – заявила Мэллори.
– Мэллори, нет! – воскликнул Артур.
Мэллори повернулась к нему:
– Чего нет-то, слабак?
– Не делай этого! – настаивал Артур.
– Чего не делай? – огрызнулась Мэллори.
– Того, что ты делаешь!
– И что я делаю? – напористо спросила Мэллори.
– Ты лезешь на рожон. Не надо! – просил Артур.
– А вот и нет!
– А вот и да!
– Нельзя ли нам вернуться к главному? – перебила мышь.
– Отличная идея, – рявкнула Чаросчёт, пронеслась по залу, нырнула в калитку стойки и снова уселась в кабинку, у которой всё это время стояла клетка Артура. Поправив зелёный козырёк, она немедленно позвала Мэллори: – Подойди сюда!
Голос её звучал так строго, что Мэллори и не подумала спорить. Быстро покосившись на Артура и сердито показав ему язык, Мэллори торопливо подошла к кабинке и выжидающе встала перед ней.
– Думаю, – проговорила Чаросчёт, – мне хотелось бы услышать от Зубной феи, как так вышло, что она сидит в птичьей клетке, и какие договорённости были достигнуты по вопросу её освобождения.
По Мэллори было видно, что она собирается запротестовать, но Чаросчёт подняла длинный палец, призывая её к молчанию.
– Я сказала, от Зубной феи.
Мышь кашлянула.
– Это произошло так, – начала она. – Я пала жертвой весьма хитрого плана, и я целиком и полностью виню себя, что ничего не заметила. Зная, что у Мэллори выпал зуб, я включила её в свой еженощный зубособирательный обход. Ночь выдалась очень загруженная – зубы падали, как осенние листья.
– Как мило, – произнесла Чаросчёт.
Мышь снова кашлянула:
– Мне следовало бы заподозрить неладное, когда оказалось, что Мэллори спрятала свой зуб в маленьком чёрном мешочке с затягивающейся горловиной. Я опрометчиво вошла в мешочек с долларом, моей обычной и вполне справедливой платой за зуб, и обнаружила, что вокруг зуба обмотана длинная-предлинная нитка.
– И? – спросила Чаросчёт.
– И когда я взяла зуб, нитка оповестила Мэллори о моём появлении. Она немедленно схватила мешочек, затянула завязки и сунула мешочек в другой мешочек… – сказала мышь.
– Ещё один мешочек? – переспросила Чаросчёт.
– Позднее я выяснила, что этот второй мешочек вообще-то был гольфом – довольно уродливым гольфом в красно-белую полоску.
– Чистым? – уточнила Чаросчёт. Артур вдруг заметил, что она делает записи.
– Одним из редких светлых моментов во всей этой грустной истории, – проговорила мышь, – было то, что гольф был чистым.
– А затем? – спросила Чаросчёт.
– На следующее утро, – продолжала мышь, – Мэллори убедила Артура разместить меня в этой птичьей клетке, в которой уже проживает попугайчик Брюс, а потом потребовала выкуп в сто долларов.
Чаросчёт посмотрела на Мэллори. Это был настолько нелюбезный взгляд, что Артура охватило дурное предчувствие.
– У меня не оставалось другого выхода, как согласиться на эти условия, – сказала мышь, – и поскольку Мэллори не доверила мне принести выкуп, мне не оставалось ничего другого, как привести её в Рталию и попытаться получить выкуп в Канцелярии Чаросчётной палаты.
– Это всё? – холодно произнесла Чаросчёт.
Мышь кивнула.
Тут Чаросчёт повернулась к Мэллори и пригвоздила её строгим взглядом.
– Итак, Мэллори Мэллори, – холодно произнесла она, – желаешь ли ты опровергнуть или прояснить что-то из сказанного Зубной феей?
– Просто Мэллори, – поправила Мэллори. – Почему все зовут меня Мэллори Мэллори?