– Не терпится поглядеть, что ты мне привез, старина, – сказал Хорас, закурив очередную сигарету и отодвинув от себя стакан с виски. – Суть в том, что срочно нужен материал для номера, который выходит на следующей неделе. Может быть, сегодня твой счастливый день.
Дэвид осторожно, один за другим вытащил из портфеля листы цветной бумаги. Несколько месяцев он трудился день и ночь. Конечно, звучит помпезно, но это была вершина того, чего он мечтал достичь как художник. Он не обращал внимания на Марту, прогонял от себя детей и ничего вокруг себя не видел, передвигаясь по скрипучему дому. А в это время от зимних дождей протекала старая крыша и в кухне резвились грызуны.
Надвигались и миновали сроки сдачи работ. Ежедневный комикс для «News Chronicle», иллюстрации для «Punch», маленькие веселые вставные рисунки для театральной колонки в «Daily News»… Он все отложил в долгий ящик, а последние недели гонялся за каким-то призраком.
– Сейчас покажу… Я сам насчет этого волнуюсь. – Он кашлянул. – Ну вот, начнем.
– Давай. – Хорас нетерпеливо потер руки.
Однако натянутая улыбка на его лице окаменела, когда Дэвид начал раскладывать перед ним рисунки.
– Как ты знаешь, я начал эту серию зарисовок, когда был… – Дэвид сглотнул подступивший к горлу ком, и его голос зазвучал высоко и официально. – …когда был моложе. Серия родилась из пережитого мной во время войны. Мне давно хотелось возвратиться к этой теме, изучить, как сказались последние двадцать лет на местах бомбардировок Лондона, что там теперь и как живут люди. Я отправился в Ист-Энд, поговорил с тамошними жителями и нарисовал новые пейзажи – рядом с воронками от взрывов, которые до сих пор не засыпали.
– Понятно, – кивнул Хорас, на самом деле не слушая Дэвида. Он просматривал рисунки, барабаня пальцами по столу. – Так… посмотрим… О, вижу… Да… Очень мрачно, Дэвид.
– Так и было.
Перед его мысленным взором замелькали образы: падающие с неба дождем осколки кирпичной кладки, дома, рвущиеся на части, как бумажные, трупы на улицах, руины повсюду, а еще звуки – крики, свист бомб, рыдания, отчаянные призывы на помощь, истерический плач напуганных детей. И запахи – запахи испражнений, мочи, страха, песка и огня.
И вдруг он перенесся туда. Свернулся калачиком на полу в кухне, а рядом с ним мать. Это она велела ему свернуться. «Вот так, малыш. Если ты спрячешься, он тебя не увидит и не ударит. Так что ты сделайся маленьким. Вот так».
Воспоминания приходили подобно колющей боли в сердце, и Дэвид не мог им помешать; приходилось их просто терпеть, – как и всегда, когда такое случалось.
– Дэвид? – Жесткий голос вернул его в настоящее. – Дэвид, ты слышишь?
– Прости. – Дэвид сжал губы, пытаясь унять частое сердцебиение. – Меня унесло…
Хорас смотрел на него с любопытством.
– Послушай, ты сегодня вечером еще здесь? Я собрался в один клуб в Пимико. Думаю, тебе понравится. Там…
– Нет, – прервал его Дэвид резче, чем собирался. – Я приехал только для того, чтобы показать тебе это. Мне нужно сегодня вернуться. Работа и… другие дела.
Ему хотелось верить, что его волнение незаметно. Так, словно истинная причина, почему он должен вернуться домой, не в том, что он терпеть не мог разлучаться с Мартой – независимо от того, разговаривала она с ним или нет. Но это было так. Он был счастлив только рядом с Мартой, он мог работать, только если слышал ее негромкий чистый голос, разносящийся по всему дому, где бы она ни находилась.
– Что ж, очень жаль. – Хорас снова обозрел рисунки, выполненные пером, поскреб подбородок, поболтал тающий лед в стакане и пробормотал что-то почти нечленораздельное себе под нос.
Дэвид различил слово «прирученный».
– Послушай, – произнес Хорас через пару секунд. – Серия, безусловно, впечатляющая. Отдаю тебе должное, старина. Это довольно… смело. Но я, признаться, думал, что ты усвоил урок, после того как продемонстрировал мне в прошлом году умирающие фабрики.
Дэвид смотрел на листы бумаги, разложенные по столу.
– Это не какие-нибудь летние этюды в Гайд-парке, Хорас. Это дело всей моей жизни. То, что произошло там… почти забыто. Мы строим новые здания, создаем себе новые жилища, там все закапывают и перекапывают, а мы не должны забывать, вот и все. – Он услышал свой голос, наполненный отчаянием, и попытался изменить тон. – Понимаешь, я надеялся, что ты захочешь поместить в журнале что-то наподобие серии рисунков участника войны. Помнишь, ты сотрудничал с Ронни Сирлом?
– Да, отличный парень… Как бы то ни было, людям сейчас этого не нужно, Дэвид. – Хорас лениво покачал жидкость в стакане. – Мир теперь хипповый, безумный, все меняется, старый порядок приказал долго жить, и…
– Вот именно, – произнес Дэвид. – И я хочу…
Хорас Сейерс сердито нахмурился.
– Ты мне дашь договорить, а? Скажу честно и откровенно. Мы можем предложить тебе работу – только что-нибудь легкое, развлекательное, понимаешь? Мы хотим, чтобы наши читатели смеялись, хотим дать им отдых от тяжелой и скучной повседневной жизни.