Место для жизни

Ты – вигинг. У тебя дружина из десятка лучших бойцов этого мира, два берсерка! Что там убогие князьки славян… Наберут сотню-другую сарматских конников, и защищают ковыряющихся в земле пахарей… А ты – хищник! Ты идешь, и отбираешь все, что увидишь!

В глазах Игоря жадность боролась с сомнением.

Свенельд сел поудобнее, приготовил ноги к рывку:

– Или конунг Игорь, сын великого конунга Рюрика, боится каких-то древлян?

…

Сато и Итосу выпили уже по три рюмки сакэ. Сато едва держался, голова норовила упасть на грудь, проклятый Итосу подливал еще и еще.

– Савабэ-сэнсэй доволен испытанием? – Сато едва шевелил языком.

– Да, особенно эффектным был ваш отрыв от омоновцев. Но Савабэ-сэнсэй не уверен, что твой человек справится с нашим противником.

– Ерунда, – Сато едва шевелил языком, – Копылов-сан сделает любого бойца.

– Это будет не совсем человек, – Итосу Киёкадзу налил себе и выпил еще рюмку сакэ. – Савабэ-сэнсэй сказал, что за нами придет ракшас.

– Какой еще Ракшас?

– Мастер не говорил мне всего. Но известно, что придет боец, не чувствительный к боли, обладающий сверхчеловеческой силой, опытный и злой.

Вчера звонил Кацуёри-сэнсэй из Калифорнии. Ракшас подготовлен, он получил задание, и ничто не может его остановить. Кацуёри выводил на ракшаса своих лучших людей, но тот снес их, как ветер сдувает пылинки.

Сато окончательно опьянел. Он сполз на самое дно кресла, пьяно улыбнулся, и предложил:

– А может быть, мы перекупим этого ракшаса?

– Невозможно. Деньги ему не нужны. Ракшас запрограммирован, но программа едва направляет его волю. Он очень самостоятелен. Его настоящие хозяева – ужасные силы зла и разрушения. Его боятся даже те, кто его непосредственно нанял. Единственная наша надежда в том, что ракшас может пойти против своих нанимателей.

Глава 25 Мэтью Хаггард получает деньги, и попадает в больницу. Копылов возвращает колечко. Бьян Кнутсон поет о вещем Олеге. Фу Мин соглашается вновь посетить Россию.

Мэтью Хаггард сунул карточку в прорезь банкомата. Когда он увидел сумму, лежащую на своем счете, сердце агента запело. Стоящий за его спиной Приходько радостно потер руки. Мэтью нажал комбинацию, и через мгновение банкноты полетели из темного чрева машины навстречу солнцу. Пачка, приятно тяжелившая руку, перекочевала в черную спортивную сумку, которую держал помощник депутата – небольшого роста мужчина с оттопыривающимся от кобуры пиджаком. Еще около пяти охранников топтались между машиной и банком.

Мэтью переложил отработанную карточку из одного отделения бумажника в другое. У него оставалось еще десять.

– Здесь больше брать не будем. Поехали в другой банк, – скомандовал Приходько.

К концу дня в сумке лежало триста тысяч. Мэтью получил свою сотню, и стремглав понесся в офис. Там его уже ждали.

– Что же Вы, господин проповедник, – трагическим голосом начал налоговый инспектор, – незаконными валютными операциями решили заняться? Ай яй яй! И как только Вам перед Богом не стыдно!

– Не понимаю, что это значит! Моя организация исправно платит налоги, и я не знаю, что Вы имеете в виду! – Хаггард держался молодцом, но желудок уже свело, и острая боль резко отдала в спину и правый бок.

Инспектор приблизил свое лицо к лицу Хаггарда, и страшно заорал:

– Не понимаешь? А десять лет с конфискацией не хочешь? Собака рваная! Да я тебя в Сибирь упеку!

Мэтью сполз на пружинящее кресло.

– Он наверняка знает, что я агент. Неужели я спьяну проболтался? Это полный провал, – подумал он.

Налоговый инспектор вынул сигарету и закурил. Странно, американец к карманам и руки не протянул. Железные нервы. Вот сволочи, капиталисты, жадные как собаки.

– Деньги, деньги давай, – подсказал он, наклоняясь к самому уху американца.

На лице Хаггарда застыла маска страдания. Холодными пальцами он вынул пачку долларов, и отсчитал инспектору половину. Тот, не пересчитывая, сунул деньги в карман.

– Ну, уже лучше. Сибирь пока подождет, – и инспектор, насвистывая, направился к выходу. Навстречу ему уже рвался бритый качок:

– Ну ладно, короче, Бог велел делится. Отдавай кесарю кесарево! – большая ладонь требовательно раскрылась у самого лица Хаггарда. Пачка вновь похудела ровно наполовину.

– Нельзя служить и Богу, и Мамоне, – детина прихватил со стола несколько евангелических проспектов, и набожно перекрестился.

Когда качок вышел, за дверью раздался шум – это боролись врач из санэпиднадзора с пожарным инспектором. Врач в молодости занимался борьбой, но былую форму давно потерял. Представитель пожарной охраны оказался сильнее.

– Нарушаешь! Пожар хочешь устроить! – с порога загремел он, воровато озираясь, и протягивая открытую ладонь…

…

День закончился для Хаггарда в клинической больнице.

…

– Какой магазин, помнишь? – Копылов был одержим идеей вернуть Ирине мамин подарок.