Лесовики шли навстречу отряду, одетые в праздничные, белые с красной вышивкой рубахи. Первыми шли молодые красивые девки, их волосы цвета пшеницы были убраны синими цветами. Олаф свалился с коня, прыгнул вперед на три шага:
– Та, что с хлебом – моя! – Он обернулся, набычился, положив руку на меч. Его глаза горели.
– Добро, Олаф, – Святослав согласился не слишком поспешно, блюдя княжескую честь. Олаф расслабился.
Лесовики приблизились, поясно поклонились. Высокая синеглазая девка протянула Олафу каравай. Олаф оторвал кусок хлеба, глядя девке прямо в глаза, сунул каравай вместе с полотенцем кому-то из своих отроков.
Конные русы подъехали вплотную к лесовикам.
– Олаф, а где твой подарок? Или эти лесовики богаче тебя? – засмеялся какой-то остряк из людей Святослава.
Олаф покраснел, кинулся к своему коню, порылся в суме, метнулся обратно к безропотно молчащим селянам. Те в страхе попятились. Олаф тяжелой походкой подошел к красавице. Та зарделась, принимая дорогое янтарное ожерелье. Среди лесовиков послышались осторожные возгласы радости, девки затянули песню.
Князь пригляделся. Светловолосые великанши ему надоели, и он заохотился, увидев пристроившуюся в последних рядах смугляночку с удлиненными раскосыми глазами. Он подхватил красавицу, закинул ее на седло, медленно поехал вперед. Руки легли на тонкое гибкое тело, девка вздрогнула, сквозь смуглую кожу лица огнем вспыхнула кровь. Князь с трудом перевел дыхание:
– Толмача мне! Хочу говорить с лесовиками! – распорядился он.
… Князь расположился в центре деревни на своем неизменном ковре, опираясь локтем о седло. Дружинники уже прочесали деревню, и свалили в кучу все железное оружие, способное отнять жизнь у человека. Тут же сидели на земле повязанные одной веревкой заложники – викинги никогда не верили в гостеприимство. Староста деревни, в новых лаптях и чистой белой рубахе, оглаживал корявыми пальцами седую бороду. Толмачил толлмайстейр Ольгерд, ему помогали двое смышленых древлянских рабов.
– Этот народ зовется вятичи, их земля богата и обширна.
– Спроси, кому дань платят.
– Этот человек говорит, что они платят дань неким казарам.
– Что за народ, как далеко, сколько у них воинов?
Толлмайстер Ольгерд долго говорил со старостой, уясняя ряд новых слов и даже понятий. Святослав уже успел хлебнуть меда, и потихоньку тискал сидящую подле него смуглянку. От нее пахло степью, вольным ветром, иной, неведомой жизнью. Сердце князя трепетало, рвалось на Юг, где простор коню, много тонких волнующих женщин, хмельного вина, и пряных, с синим отливом, трав. Но степные травы горчат… Князь в сердце своем уже знал о казарах все, но внимательно слушал, что ему толковали:
– Сей народ состоит из множества разных племен. У этих племен разные языки, и боги у них разные. Всеми ими правит племя, почитающее единого бога Яхве. Вождей у них два. Первый называется каган. Он несет на себе явленную власть, и почитается богом. Он имеет множество жен по числу подвластных ему племен, дарует победы и урожай. Второй вождь зовется царем. Он может удушить кагана шелковым шнуром, если тот теряет свою божественную силу. Царь правит при помощи мудрости.
– Что есть мудрость? – Святослав был в хорошем настроении, и заинтересовался, как это можно править без помощи силы.
– Мудрость есть чувство меры, и забота о выгоде.
– И какова ваша мера?
Толлмайстер перевел:
– Мы даем десятую часть всего, что родит земля, десятую часть скота и десятую часть молодых парней и девок. До казар мы жили только в лесах, теперь можно пахать поля на границе со степью. Урожаи стали в десять раз больше, наш народ процветает. Мы счастливы.
Святослав допил чашу с медом, утер рукавом соплю.
– Олаф, ты кого хочешь убить, царя или кагана?
Олаф оторвался от девки, ошалело посмотрел на князя:
– А? Что? Кого?
– Понятно, – молвил Святослав, – бери себе царя. Меч у тебя крепкий. Пусть помудрует! А уж кагана я сам завалю!
Дружинники засмеялись. Олаф с надеждой посмотрел на Свенельда:
– Свенельд, а Свенельд, может на зиму здесь останемся? Тут хорошо, – Олафу не особенно хотелось торопиться на войну.
Свенельд был стар, трезв, и рассудителен:
– Пустое. До осени здесь закончим, переволочемся в Дон, и рванем дальше – в Рим и Андалус!
На центральной площади деревни викинги устроили настоящее пиршество. Лесовики тащили пиво, мед, дичь и поросят. Воины сидели вокруг большого костра, пили, и жарили мясо. Когда головы слегка пошли кругом от выпитого, Свенельд потребовал песню.
– Песнь! Хотим песнь! Любо! – кричали дружинники, весьма расположенные к музыке. Самые нетерпеливые били рукоятками мечей в гулкие щиты.
Внезапно крики смолкли – это появился уже хорошо поддатый майстерзингер Бьян Кнутсон. Он пытался так отрегулировать натяжение струн на большом деревянном ящике, чтобы инструмент производил хоть сколько-нибудь мелодичные звуки. Махнув рукой, Кнутсон отказался от этой затеи, привычно рассудив, что среди диких лесов его музыка и так будет вне конкуренции.