Место для жизни

Боль отпустила только после того, как медсестра шырнула ему в зад что-то обезболивающее:

– Терпи, иностранец, сейчас тебе перевязку сделаем.

К немалому удивлению Хаггарда, сестра отвела его в гипсовую комнату, и начала умело накладывать гипсовую повязку.

Хаггард хотел было сопротивляться, объяснить, что гипс не нужен, но случайно заглянул сестричке в глаза.

Взгляд этих голубых глаз, преодолев все языковые и культурные барьеры, объяснил ему, что лучше расслабиться, так как гипс все равно будет наложен, а в случае сопротивления ему будет сделан укол аминазина, после которого самые пламенные борцы превращаются в покорных Герасимов.

Хаггард вздохнул и расслабился. Сестра туго стянула ему ребра, перешла к бинтованию плеча, и зафиксировала его руку сбоку от грудной клетки – повязка типа «биплан». Спать ему пришлось сидя, чтобы не мешать правильному застыванию гипса. Он дремал, и ему снились голубоглазые медсестры, бинтующие Дэвида, и его морских пехотинцев. Дэвид был спеленат как мумия, и клялся, что ничего не знает ни о Хаггарде, не о Ракшасе, не о Великом Драконе. Хаггард слушал его и недоумевал: кто это такие – Ракшас и Великий Дракон?

…

Утром на конференции у главного врача случился скандал.

– А я говорю, что это уже не первый случай! – кричал заведующий хирургическим отделением. Да Ломакин специально всех иностранцев к себе кладет. Почуял богатого клиента, тут же сломал ему в приемнике пару ребер, – и к себе. Основное заболевание – перелом! А мы к нему консультантами? Не пойду! Хаггард должен лежать в моем отделении!

Заведующий травмой Ломакин, встал, напрягая могучую грудную клетку:

– Мы из больных баксы не выколачиваем! Они нам сами дают! А ваши люди так отмудохали ночью больного Кондюкова, что его под утро доставили к нам со множественными переломами! Кондюков утверждает, что у него пытались отнять доллары! – Ломакин потряс толстым волосатым пальцем перед очками заведующего хирургией, – Хаггард останется у нас, а вы будете его консультировать. Лечащими врачами будем мы! – Травматолог согнул могучую руку, и ударил кулаком по ладони.

Главный врач хлопнул по столу кучей разбираемых историй:

– Хватит базара! Константин Гермогеныч, – он обратился к белому от возмущения заведующему хирургией, – это недопустимо! Голубчик, ну какие могут быть «боли в эпигастральной области», когда на снимке ясно виден вывих ключицы! Я на ваши художества закрывать глаза больше не намерен! Теперь о больном Кондюкове. Это не здорово. Из вашего отделения он попадает в травматологию. Где его рентгеновский снимок? Пропал?

Главврач строго оглядел присутствующих. Зав хирургией был уже бледно-зеленого цвета, Ломакин хитро смотрел в пол.

– Так, Константин Гермогеныч напишет объяснительную, Хаггард будет лечится в травматологии, больного Кондюкова дообследовать и лечить тоже в травматологии.

Утром, прогуливаясь по больничному коридору, Хаггард столкнулся с нос к носу с сантехником Кондюковым. Кондюков был загипсован так же, как и Хаггард, с тем лишь небольшим исключением, что гипсовый техник зафиксировал ему в виде крыльев обе руки.

– Братан, покурить не найдется? – обратился Кондюков к Хаггарду.

– Не курю. Что это с вами? – спросил он, с сожалением глядя на Кондюкова.

– Отмечали день Независимости.

– Рановато до четвертого июля, – произнес Хаггард.

– Наш день Независимости. День свободной России, балда! – Кондюков не врубался, что перед ним американец.

– От кого независимость? – Хаггарду было легче, и хотелось поговорить.

– Как от кого? – Кондюков захотел почесать голову, но не смог, – это неважно. На чем-то мы спалились. То ли пиво было несвежее, то ли водка суррогатная, короче проснулся здесь, в постели, со штукой баксов в кулаке. Башка, грудак болят, вздохнуть не могу! Ну и ко мне тут все подкатывают, мол поделись долларами. А я ни в какую. Так они, суки, что придумали. Перевели меня сюда, обе руки загипсовали, сволочи. Теперь для меня все по десять баксов. Поссать, поесть, ну и наоборот… Я тут прикинул, что раньше, чем через месяц, с меня гипс не снимут, – Кондюков сплюнул, и зло прошипел, – Фашисты!

Мэтью охнул и взмолился богу, чтобы тот прислал к нему Екатерину.

Екатерина нашла Хаггарда только после обеда. До ее прихода к Мэтью приходили двое. Первым пришел заведующий травматологией Михаил Ломакин. Он сурово взглянул Хаггарду в глаза, постучал толстым пальцем по гипсу, недоверчиво покачал головой:

– Рука нужна?

– Что? – Хаггард в ужасе округлил глаза.

– Вам нужно лечится. Если лечить неправильно, рука двигаться не будет.

– Что надо делать? – прохрипел Хаггард.

– Соблюдайте режим, и все будет хорошо. Ребра срастутся, сустав заживет, даже щелкать не будет. Сможете снова играть на пианино. Надеюсь, вы понимаете, что лечение не совсем бесплатное…

Мэтью покорно затряс головой.

– Ну, я вижу что мы друг друга понимаем. Надеюсь, руку мы Вам спасем, – и Ломакин удалился. Ему нужно было обойти еще нескольких особо сложных больных в своем отделении, и проконсультировать хирургию.