Вот она, семья, подумала Луз. Не привыкла она к таким шумным встречам и уж тем более к такой прорве родственников. Она знала, что тетя Мария позвонила брату и сообщила, что к нему едут гости. Но не могла и подумать, что здесь с таким нетерпением ждали их приезда. Марипоса ободряюще взглянула на дочь и ласково потрепала ее по руке. Затем отстегнула ремень безопасности и выскочила из машины. С грацией юной девушки, с развевающимися на ветру длинными волосами, она бросилась в объятия подоспевших к ней женщин – старых и молодых. На них были какие-то вязаные жакеты, у всех такая же смуглая кожа – и волосы, заплетенные в косы. Они сомкнули круг вокруг Марипосы, стали гладить ее по спине, плакать, что-то наперебой причитать.
Марипоса жестом указала на Луз – та все еще сидела в машине. Ее заметили, помогли ей покинуть автомобиль и принялись воздавать ей приветствия, полагающиеся при встрече дорогой гостьи:
– Добро пожаловать! Добро пожаловать к нам!
Девушки подвели Луз к пожилым матронам, и те стали осыпать ее поцелуями, словно перед ними предстала дочь, которую они давно потеряли и уже не чаяли увидеть на этом свете.
– Красавица, – восхищенно шептали старухи, оглядывая ее со всех сторон. Луз смущалась под их пристальными взглядами, но продолжала улыбаться и лишь неловко пригладила волосы, заплетенные в косу.
Но вот женщины в задних рядах расступились, пропуская вперед мужчину с могучим торсом. Он был облачен в белоснежную вышитую рубашку – и был в ней весьма эффектен с темными густыми волосами. Представительный мужчина, ничего не скажешь, подумала про себя Луз. Наверняка старейшина рода. Мужчина остановился перед ней, слегка развернув назад широкие плечи, и стал внимательно ее разглядывать. Так это же ее дядя Маноло, догадалась Луз, брат-близнец тети Марии!
Слезы выступили на глазах Маноло.
– Ты так похожа на мою мать, – промолвил он растроганно, после чего заключил племянницу в объятия и легко поднял в воздух, вызвав новый взрыв веселья, смеха и даже аплодисментов. А он такой же добрый и сердечный, как и его сестра, мелькнуло у Луз. Марипоса подбежала к брату, и тот полуобнял ее рукой за плечи.
Он быстро заговорил с Луз по-испански. Луз не поняла его. Ей мешал шум. Она попросила повторить, что он сказал, но помедленнее, и он послушался: он хотел знать, говорит ли она по-испански.
– Немножко, – с улыбкой смущения ответила она.
Маноло обернул лицо к Марипосе и стал расспрашивать ее о чем-то. Но та лишь пожала плечами. Тогда он снова взглянул на Луз.
– Так говоришь – немножко, да? – уточнил он на хорошем английском. – Как же так? Ведь испанский – это наш родной язык. Все твои близкие говорят на испанском. Как же случилось, что моя мать не научила тебя языку, на котором разговаривает наш народ?
Свободная английская речь Маноло заставила Луз устыдиться. Верно, дядя провел много лет в Штатах, куда уезжал на заработки, но ведь и рядом с ней была бабушка, говорящая на испанском.
– Бабушка пыталась уговорить меня. Но я упрямилась. Хотя я понимаю больше, чем могу сказать по-испански.
В глазах дяди мелькнуло понимание.
– Я хорошо говорю по-английски, но вот моя семья, и жена, и дети, они говорят плохо. Так что у тебя появится хорошая возможность попрактиковаться в испанском, пока гостишь у нас. А мы тебе все охотно поможем. Вот увидишь, через пару дней застрекочешь.
Луз, вдохновленная, выжала из себя целую испанскую фразу.
– Вот и чудненько, – обрадовался Маноло, просияв лицом. – Ты ведь была для моей матери что звездочка на небе. Только о тебе, бывало, и разговоров… Уж ты теперь не подведи ее. – Улыбка сбежала с его лица, и оно стало печальным. – Не могу поверить, что мамы больше нет. И ничем не заполнить эту дыру в душе…
Маноло привлек к себе сестру и обнял ее.
– Маноло, – проговорила Марипоса, вытирая слезы. – Луз привезла тебе кое-что очень дорогое и важное. Ну же, Луз, – бросила она взгляд на дочь. – Сама скажи дяде.
Луз повернулась и медленно пошла к машине. Она не торопилась, зная, что взгляды всех присутствующих устремлены на нее. Открыла заднюю дверцу, раздвинула сумки и пакеты, сваленные на заднем сиденье, и достала из-под них коробку с прахом. Бумажные цветочки измялись, бархатцы окончательно засохли. Ветерок разметал их осыпающиеся лепестки, но все равно коробка смотрелась очень красиво. Она вернулась к дяде, которого плотным кольцом окружила толпа женщин.
– Дядя Маноло, – начала она медленно, – последним желанием бабушки было вернуться домой, к себе на родину. И я выполнила ее волю. Вот… Я привезла ее прах в Ангангео.
Маноло разволновался. Он осторожно взял коробку и молча держал ее с тем высочайшим благоговением, с каким священник в церкви обращается с дарами Господними. Потом повернулся к Луз. Слезы хлынули из его глаз. Но голос звучал уверенно и громко: