Место, которое зовется домом

Хотя был уже апрель, погода стояла хуже, чем в феврале. Дядя Стэн и тетя Руфь приехали рано утром, но дети уже поджидали их возле дома с зонтами. Питер спросил, можно ли поехать с ними одному его другу, и Клара, ожидавшая, что это будет очередной долговязый и неуклюжий его одноклассник, с удивлением увидела ту самую молодую хорошенькую девушку, с которой они тогда столкнулись на вокзале. Только на этот раз она была в юбке, едва доходившей до колен, а на шее у нее был завязан бант. Когда она появилась, Питер страшно покраснел и весьма агрессивным тоном заявил: «Мейбл тоже очень любит футбол!»

Айвора Клара не видела с того дня, как они поссорились – точнее, она с ним поссорилась, поскольку он тогда практически не сказал ни слова. Она уже почти пережила свое расставание с ним, но теперь, пожалуй, все нужно было начинать заново, с самого начала. Впрочем, по сравнению с прошлым разом у нее было и некое преимущество. Ведь в прошлый раз, когда он исчез, она его скорее жалела – бедный Айвор, которого уволокла прочь эта расфуфыренная вертихвостка, – а сейчас гнев жег ей душу, как раскаленная кочерга; она была так зла на него, что ей… хотелось хорошенько дать ему в нос! Она пыталась определить, что именно является источником столь бешеного гнева, но так и не смогла. Ничего, сказала она себе, мой гнев не потух, он просто скрывается где-то в глубине души. И это справедливый гнев!

Если же ее мысли об Айворе приобретали доброжелательный характер, на нее с ревом обрушивались долгие шесть месяцев разлуки. Нет, почти семь! И она понимала, что будет полной дурой, если спустит ему и эту разлуку, и его молчание. Хотя, возможно, она бы его и простила, если бы он сам приполз к ней, извиваясь и умоляя о прощении. Только он не приполз.

А это его заявление, что она, мол, ничего не сделала, чтобы защитить детей? Ничего не сделала, черт побери! Да он понятия не имеет, как она, не покладая рук, до мозолей, каждый божий день ради этих детей трудилась!

Потом вдруг куда-то пропал Алекс. Дядя Стэн все пытался собрать детей в стадо, но Алекса они никак не могли разыскать. Он исчез сразу после завтрака, и больше его никто не видел. Дождь лил как из ведра – в такую погодку вряд ли кому-то захочется пойти побродить по окрестным полям. И уж тем более не Алексу, который по полям бродить совсем не любил.

– Вообще-то нам пора ехать. – Клара знала, что дядя Стэн и сам ждал этого матча несколько лет.

– Но Алекс тоже хотел поехать! – в один голос воскликнули близнецы. Барри, собственно, готов был примириться с отсутствием Алекса, но для Билли мысль о том, что Алекс останется за бортом, была невыносима. – Он тоже хотел посмотреть эту игру.

Решили подождать еще десять минут. Дядя Стэн то и дело с раздражением посматривал на часы. Алекс не был таким уж заядлым болельщиком, но обожал любой «образовательный опыт» и ценил его куда больше, чем остальные дети. И потом, он не раз говорил, что как раз этот сюжет ему и нужен для спортивной страницы газеты «Шиллинг-Грейндж ньюз».

– Вы поезжайте, – решила Клара, потому что бедный Стэн уже просто места себе не находил. – Если Алекс вскоре объявится, мы с ним тут же прыгнем в поезд. А если нет, то я просто послушаю матч по радио.

* * *

Может, он у Айвора? А что, это вполне в духе Алекса – забраться в мастерскую, как в нору, и сидеть там с Айвором до бесконечности, низко склонившись друг к другу, болтать, шить, выяснять, что в этом мире правильно, а что нет, и в итоге совершенно утратить чувство времени. Они всегда друг друга обожали. Однако мастерская была заперта, и окна ее смотрели на мир равнодушно и негостеприимно. «Вот, пожалуйста! И никогда этого Айвора рядом не бывает, когда он больше всего нужен! – сердито сказала себе Клара. А потом прибавила: – Хотя мне-то он вообще не нужен!»

На дороге стояли лужи, небо было серым, как шифер. И Клара старалась не думать о еще одной возможности, совсем уж неприятной: Алекс снова мог встретиться с отцом.

Конечно, голод в итоге приведет его домой. Но время шло, а мальчик не появлялся. Клара сделала себе омлет, и он даже получился на удивление съедобным, но есть она практически не могла – слишком беспокоилась.