Его страх начал постепенно передаваться Маку. Четыре месяца назад я был простым шахтером, размышлял он, а ныне превратился во врага правительства, в человека, которого они охотно убили бы. Сам ли я напросился на это? Но ведь на нем теперь лежала огромная ответственность. Как Гордонсон чувствовал себя в ответе за него самого, он обязан был позаботиться о разгрузчиках угля. Он не смог сбежать и спрятаться, покрыв себя позором, ославившись как последний трус. Он поставил людей в трудное положение, и теперь видел свой долг в том, чтобы вывести их из него.
– Что же, по вашему мнению, нам следует делать? – спросил он у Гордонсона.
– Если ваши парни согласятся бастовать, вашей задачей станет держать их под контролем. Вам необходимо будет предотвращать попытки поджога кораблей, расправ со штрейкбрехерами, осад и блокады таверн, принадлежащих предпринимателям. Как вы сами понимаете, вы не пастырь стада овечек. Вы стали лидером мужчин, которые молоды, сильны и озлоблены, и, начав бастовать, способны спалить весь Лондон.
– Мне кажется, я справлюсь с ролью лидера, – сказал Мак. – Они прислушиваются ко мне и относятся с уважением.
– Более того, они вас чуть ли не боготворят, – заметил Гордонсон. – И этим только подвергают еще большей опасности. Вы подлинный вожак, и правительство может подавить забастовку, осудив и повесив вас. С того момента, когда грузчики выскажутся за стачку, вы окажетесь в смертельно рискованной ситуации.
Мак уже жалел, что вообще употребил слово «забастовка».
– Как мне поступить? – спросил он.
– Покиньте место своего постоянного проживания и переберитесь в другое. Держите новый адрес в секрете от всех, кроме нескольких самых верных и преданных друзей.
– Переезжай ко мне, – предложила Кора.
Мак даже сумел улыбнуться. Хотя бы одна проблема имела простое решение.
Гордонсон продолжал:
– Не появляйтесь на улицах в дневное время. Приходите на митинги и сразу исчезайте. Превратитесь в призрак.
Звучит несколько странно, подумал Мак, но страх заставил его принять советы всерьез.
– Хорошо. Усвоил.
Кора поднялась, чтобы уйти. К изумлению Мака, Пег обвила его руками и крепко обняла.
– Будь осторожен, шотландский король Джок, – сказала она. – Не напорись на нож.
Мак все еще не переставал удивляться, как они тревожились за него, и был сейчас до глубины души тронут. А ведь он был знаком с этими людьми всего три месяца – совсем короткий срок.
Кора поцеловала его в губы и вышла наружу, уже соблазнительно покачивая бедрами при каждом шаге. Пег последовала за ней.
Вскоре Мак и Гордонсон тоже направились в сторону «Веселого морячка». Сгустилась тьма, но на Уоппинг-Хай-стрит царило оживление, свечи мерцали в дверях таверн, в окнах домов, в переносных фонарях прохожих. Наступил отлив, дно реки обнажилось вдоль берегов, и оттуда доносился бивший в нос гнилостный запах.
Мак с изумлением увидел, что двор таверны до отказа забит народом. В Лондоне насчитывалось не менее восьмисот разгрузчиков угля, и по меньшей мере половина из них пришла на собрание. Кто-то наспех соорудил из досок грубое подобие трибуны на приподнятой платформе, разместив для освещения по углам четыре ярко пылавших факела.
Мак протиснулся сквозь толпу. Все узнавали его. Каждому хотелось переброситься с ним словом или похлопать по плечу. Новость о его прибытии распространилась быстро, и раздались приветственные возгласы. К моменту, когда он добрался до платформы, они перешли почти в рев. Он поднялся на трибуну и оглядел людей. Сотни чумазых от угольной пыли лиц ответили ему взглядами, отчетливо различимыми при свете факелов. Ему пришлось не без труда сдержать навернувшиеся слезы – настолько благодарен он был им за доверие и поддержку. Говорить он пока не мог. Слишком неумолчный стоял шум. Он поднял руку, призывая к тишине, но ничего не добился. Кто-то продолжал выкрикивать его имя, некоторые скандировали:
– Уилкс – это свобода!
Звучали и другие лозунги.
Но постепенно над всеми остальными начал доминировать один, пока все не стали повторять только одно слово:
– Бастуем! Бастуем! Бастуем!
Мак стоял, смотрел на них и думал: что же я наделал?
Глава двадцать первая
Джей Джеймиссон к завтраку получил записку от своего отца. Она была типично для него краткой.
«Гровнор-сквер, 8 часов утра.
Приходи для встречи со мной ко мне в контору ровно в полдень.
Ему сразу же пришла в голову мысль, что отец каким-то образом узнал о сделке, заключенной им с Ленноксом, и он ощутил острый укол чувства вины.
До некоторых пор все шло просто превосходно. Судовладельцы бойкотировали новые бригады разгрузчиков, как и хотел Леннокс, и он тоже выполнил свое обещание – вернул Джею долговые расписки. Но затем грузчики устроили общую забастовку, и уголь не поступал на лондонские склады целую неделю. Неужели отец выяснил, что ничего подобного не случилось бы, если бы не карточные долги сына? Джей ужаснулся, стоило только подумать об этом.