Место преступления

Последний раз Пол был здесь почти восемь месяцев назад, и сейчас доктор просматривал его медицинскую карту, чтобы освежить память. Папка была толстая. Пол время от времени обращался к доктору Левину в течение последних пяти лет, а до этого посещал его товарищей по цеху. Еще в раннем возрасте ему поставили диагноз: биполярное аффективное расстройство и тревожный невроз, и Пол изо всех сил старался держать свой недуг под контролем. Он не прибегал к самолечению с помощью нелегальных препаратов и спиртного, встречался с врачами, посещал терапевтические группы, принимал лекарства — правда, нерегулярно и только те заурядные антидепрессанты, которые тоннами поглощаются в Нью-Йорке и окрестностях. Его ни разу не помещали в клинику, он никогда не терял контакта с реальностью.

И все же заболевание, которым страдала и его мать, вытесняло его на обочину жизни. Пол всегда был неуживчив, нетерпелив, не признавал авторитетов, мог быть язвителен и не стеснялся в выражениях, обличая глупость и предвзятость собеседника.

О да, он обладал блестящим интеллектом, коэффициент умственного развития у него был заоблачно высок. С университетской программой он разделался за три года, с магистратурой — за год. Но потом уперся в кирпичную стену — реальный мир. Преподавать в муниципальных колледжах он не смог (никто не заставляет вас дружить с коллегами-преподавателями, но хоть малая толика терпимости к слабостям студентов просто необходима). Редактирование научных публикаций тоже закончилось провалом (та же проблема с издателями и авторами). Последнее время он в качестве внештатного сотрудника редактировал тексты для одного из своих бывших работодателей, и этот уединенный труд более или менее подходил ему, по крайней мере пока.

Дело было не в деньгах; его родители, оба банковские служащие, были люди обеспеченные и с пониманием относились к недугу сына. Они открыли на его имя трастовый фонд, который обеспечивал ему безбедную жизнь. Располагая этими средствами, он мог позволить себе простую, размеренную жизнь: работал на неполную ставку, играл в шахматном клубе в Гринвич-Виллидж, время от времени заводил романы (без особого, впрочем, энтузиазма) и посвящал много времени своему любимому занятию: чтению.

Реальные люди Пола Уинслоу интересовали мало, но он любил литературных героев. Любил с детства.

Лу Форд и Анна Вулф, Сэм Спейд и Клайд Грифитс, Фрэнк Чамберс и Майк Хаммер, Пьер Безухов и Гек Финн… и добрая сотня других составляли ближний круг Пола. Гарри Поттер был добрым приятелем, Фродо Бэггинс — другом.

Что до вампиров и зомби… стоило лишь упомянуть о них, и Пола было просто не унять.

Однако ни одно литературное произведение, будь то интеллектуальный роман или бульварное чтиво, не захватывало его так, как рассказы и повести одного автора: Артура Конан Дойла, создателя Шерлока Холмса.

Прочитав первую книгу несколько лет назад, он сразу же понял, что нашел своего героя — человека, в котором отражается его личность, его взгляды на жизнь, его душа.

Его страсть выходила за пределы книжных страниц. Он коллекционировал вещи и произведения искусства викторианской эпохи. На стене его гостиной красовалась очень недурная репродукция рисунка пером и тушью Сидни Паггета, на котором заклятые враги Холмс и профессор Мориарти сцепились на узком уступе над Райхенбахским водопадом — сцена из рассказа «Последнее дело Холмса», в котором Мориарти погибает и Холмс, судя по всему, тоже. Пол собрал все существующие экранизации приключений Холмса, хотя и считал старый телесериал с Джереми Бреттом единственно правильным.

Впрочем, в последние месяцы Пол обнаружил, что, проводя время в обществе книг, он все реже и реже испытывал подлинное удовольствие. И поскольку книги утратили былую притягательность, в образовавшуюся пустоту стали просачиваться депрессия и тревога.

Сейчас, откинувшись на спинку кресла в светлом кабинете доктора Левина — сторонника новых веяний, как однажды определил его Пол, — он теребил пальцами непокорные волосы, которые часто забывал расчесывать. Пол объяснял, что кайф, который он раньше испытывал от чтения, внезапно утратил остроту.

— Сегодня мне стукнуло в голову, что это ущербно, понимаете, совершенно ущербно — восторгаться вымышленным героем. Я был настолько… не знаю… зажат, что ли, между обложками книг. А жизнь… проходит мимо, — он медленно выдохнул, надув щеки. — И я подумал, возможно, уже слишком поздно. Лучшая часть моей жизни позади.

Пол оставил улыбку доктора без внимания.

— Пол, вы молодой человек. Вы достигли огромных успехов. У вас вся жизнь впереди.

Глаза на худом узком лице Пола на секунду закрылись. И снова веки взлетели вверх:

— Но это же глупо считать своим героем выдуманного человека, разве нет? Ведь это всего лишь книги.

— Не умаляйте значения вполне естественной эмоциональной привязанности читателя к литературному герою. Известно ли вам, что десятки тысяч людей во времена королевы Виктории были безутешны, когда умер один из персонажей Диккенса?

— Кто именно?

— Малютка Нелл.

— А, «Лавка древностей». Я не знал о реакции читателей.