Место, с которого так видно Луну

  — У тебя очень страшная шишка, — сказал мальчик серьезно. Он аккуратно потрогал шишку. Тар-Агне поморщилась, но голову убирать не стала. — Такая шишка будет заживать очень долго. Тебе, должно быть, ставят примочки?

  — Еще какие примочки. Ты даже не представляешь, как они щиплются!

  — Ха, еще как представляю. В прошлом году, когда я упал с бука и тоже разбил себе голову, только даже сильнее и с другой стороны, мне ставили такие примочки, что я чуть не умер. Вот бы умер, и тогда бы тебя не увидел.

  — А ты что, хотел меня увидеть с прошлого года? А почему не приходил тогда? И почему ты хотел меня увидеть?

  — Потому что я первый раз увидел тебя в прошлом году, когда поступил на службу в оркестр, и ты мне сразу очень понравилась.

  — Да?! Как здорово! Ты первый, кто так говорит. А почему?

  — Не скажу... Да и не знаю. — Мальчик подумал и почесал нос. — Откуда я знаю? Понравилась, и все. И я даже сочинил для тебя музыку.

  — Да?! — От восторга и изумления Тар-Агне подпрыгнула и снова разбрызгала лужицу под ногами. — Сыграй мне, сыграй, сыграй! Я приказываю!

  — Давай не сейчас. Сейчас мне нужно лезть обратно. И потом, если я начну играть прямо здесь и сейчас, меня схватят стражники и отрубят голову. Или ты не знаешь?

  — Знаю, — расстроилась принцесса в очередной раз. — А когда ты придешь? Когда ты сыграешь мне музыку? И когда мы пойдем смотреть на Луну?

  — Давай завтра, — сказал мальчик, подумав. — Завтра у меня нет репетиции. Я приду за тобой завтра, и мы пойдем смотреть на Луну с моего места.

  — Как здорово! — Принцесса подпрыгнула, хлопнув в ладоши. Глаза ее засияли. — Вот здорово! А когда завтра? Скажи мне, скажи, скажи!

  — Разумеется, ближе к вечеру, — сказал мальчик. — Тем более, до обеда у тебя важные государственные дела.

  — Ха! Я прикажу отрубить им всем головы, и не будет у меня никаких дел. Давно так надо было уже сделать, кстати. И мы пойдем смотреть на Луну? И ты сыграешь мне музыку? — Она опять схватила мальчика за рукав.

  — Да. Но сейчас мне пора.

  Мальчик осторожно отцепил принцессу от куртки и забрался на стену по вьющимся веткам. Потом он прошел по верху стены и скрылся.

  — Если ты не придешь, я прикажу отрубить тебе голову! — крикнула вслед принцесса, расстроенная как никогда, оттого что мальчик ушел. — Ну и вот. Опять я одна и никому не нужна. И опять никто меня не украл. Что за жизнь.

  Тогда она вернулась в Опочивальню, села на пуфик и стала ждать. Через три минуты она вскочила, перебралась на скамеечку и стала ждать там. Еще через три минуты она переместилась в кровать и продолжила ждать уже там. Но все было тщетно. До завтрашнего вечера оставалась еще такая уйма времени! А завтра утром опять — эти послы с этими дурацкими ятаганами. Надо обязательно приказать отрубить им головы, всем. Надоели уже, сил никаких нет. Придурки.

  Мечтая, как было бы все-таки здорово поотрубать им всем головы, принцесса погрузилась в дрему.

  А наутро опять было мрачно, ненастно, пасмурно, холодно. Дядюшка с твердым сердцем направился в Опочивальню, но — небывалое дело — двери были заперты изнутри! Стражники только смущенно пожимали плечами, справедливо оправдываясь тем фактом, что снаружи к дверям никто не приближался всю ночь. (А если бы и приблизился, ему, разумеется, отрубили бы голову тут же, на месте.) А что там внутри, у принцессы в покоях — это уже ее личное дело.

  — Я вам покажу, личное дело, — озабоченно бормотал дядюшка, направляясь в обход и планируя пробраться к принцессе через Каминную. — Я вам самим головы поотрубаю. Что-то мне это все не нравится.

  И правильно он беспокоился! Принцесса, которая сегодня проснулась часа за полтора раньше обычного, находилась в совершенно расстроенном состоянии. Целый час она терпеливо ждала наступления вечера и, надо отдать ей должное, сносила пытку достойно. Она даже ни разу не хныкнула! Она только вертелась у зеркала, разглядывая шишку с разных сторон и находя, что снадобье оказалось на высоте, и что теперь не так уже стыдно смотреть на Луну. Но голова — голова все равно болела, и это принцессе так со вчерашнего дня надоело, что она стала всерьез опасаться, как бы ее не пришлось отрубать.

  Потом, когда за окном рассвело, Тар-Агне не выдержала, пробежала в Каминную, схватила со стены династическую пику (которая была в два раза выше ее самой), вернулась в Опочивальню и накинулась на маленькие подушечки. В полностью расстроенных чувствах, всхлипывая и шмыгая носом, она тыкала пикой в подушечки, славные, мягкие, пухлые, восклицая в отчаянии каждый раз, когда страшная пика пронзала блестящий атлас и гагачьи перья взметались:

  — Ну почему его нет? Ну почему он еще не пришел? А вдруг он вообще не придет? Я ведь тогда отрублю ему голову... Ну почему же он не идет, не идет, не идет!

  И она опять ныла и хныкала, и пика вспарывала гладкие брюшки подушек, и пух летал по всей Опочивальне и опускался на покрывала, ковры, пуфики, скамеечки и принцессу.

  Потом принцесса отбросила пику и принялась ползать на четвереньках по ковру — толстому, пушистому, мягкому. Она ревела, и шмыгала носом, и собирала пух в аккуратную кучку.