Место, с которого так видно Луну

  Весь этот тяжелый, дурацкий, томительный день маленькая принцесса не выходила из Опочивальни. Она лежала в кровати, не отнимая лица от подушки, молчала, вздыхала, иногда тихо плакала. День шел, а он так и не появлялся, и уже перевалило за полдень, а он так и не приходил. Когда нянюшка позвала принцессу обедать, та только слабо отозвалась, что у нее болит голова и что обедать она не хочет. И ужинать не будет тоже (всем, как обычно, пусть поотрубают головы, а ее, наконец, оставят в покое).

  Прошел день, и был вечер, холодный, ветреный, неспокойный, и тучи не расходились, и принцесса, расстроенная вконец, решила все-таки умирать.

  — Как же так, — бормотала она, прижимаясь ноющим лбом к стеклам. — Как же так? Ну и пусть. Пусть, пусть, пусть! Все равно его нет, и он не пришел. И пусть не видно Луну. Он все равно не пришел. Я скажу дядюшке, и он прикажет его разыскать. А потом я отрублю ему голову. И сама отрублю! Вот так вот. Я злая, свирепая, страшная, мрачная, кровавая, жестокая и беспощадная. И пусть знает, как меня мучить.

  И она плакала, и слезы текли по щекам, и она хныкала, и надувала губки.

  Потом она немного побродила по комнате, не замечая слуг, пришедших гасить огни. Потом пришла нянюшка, и девочка, вялая и отвлеченная (все равно ночью она умрет, решено) послушно переоделась в свою любимую ночную рубашку, короткую, блестящую, мягкую, с пронзительно-синими дракончиками по подолу. Потом улеглась на новые маленькие подушечки, и обняла их, и заплакала снова, только тихо, спокойно, про себя, чтобы никто не знал и не слышал, что она плачет. (Это ее личное дело. Пусть они себе там сверкают и носятся, а она будет плакать. Это ее личное дело.)

  Потом она долго лежала, не закрывая глаз, просто так, рассматривая темноту. Потом в Каминной часы на полке пробили десять. Потом — пол-одиннадцатого. Потом — полдвенадцатого, и пора было умирать.

  Тар-Агне лежала, вздыхала (нечасто), всхлипывала (еще реже), терла глаза, переворачивалась, снова вздыхала, снова переворачивалась и всхлипывала опять (правильно плакать уже не было сил), трогала шишку, которая заживала на лбу. И наконец стала проваливаться — засыпать.

  Тут вдруг произошло очень странное.

  В отдушине, которая была в дальнем от света углу, в стене под потолком что-то заерзало. Потом что-то затерлось, потом заворошилось. Затем узорная крышка отдушины отвалилась и мягко упала на толстый ковер. Образовалось отверстие, из которого выпало не очень большое, серое, непонятное и ужасно пыльное. Оно шмякнулось вслед за крышкой и стало чихать!

  Принцесса вмиг вспрыгнула на кровати, взвизгнула, сгребла одеяло и спряталась за него. Серое, пыльное и чихающее стало тщательно разворачиваться. Наконец оно развернулось. Посреди Опочивальни возник мальчик, и за спиной его была лютня.

  — Ты пришел! — закричала принцесса шепотом. — Ты пришел, ты пришел, ты пришел!

  — Ну да, — сказал мальчик с некоторым недоумением. — А почему ты так странно радуешься?

  — Я тебя дожидалась с утра! А ты все не приходил!

  — Но я же тебе сказал, что приду ближе к вечеру.

  — Ну и что! А вдруг?

  — Хм... Но я раньше не мог. Никак не получилось. Мне пришлось пробираться в обход, вот я и задержался. У вас тут везде такие свирепые стражники! Они всем хотят отрубить голову. А все твое дурное влияние.

  — Конечно мое, — радостно воскликнула Тар-Агне, спрыгнула с кровати и подбежала к мальчику. — Знаешь что? А как тебя зовут?

  — Конечно знаю. Меня называют Ведд-Музыкант, но ты можешь звать меня просто Ведде.

  — Замечательно! — Тар-Агне стала прыгать и хлопать в ладоши. Мягкий свет ночников замерцал на ночной рубашке. — А меня как зовут, ты знаешь? Ну да, знаешь, еще бы! Если б не знал, тебе отрубили бы голову, скорее всего.

  — Я буду звать тебя Агне.

  — Как хочешь. Но скажи, Ведде, скажи! Как мы пойдем смотреть на Луну? Ведь она скрылась за облаками! Противные облака съели Луну, и как же нам быть?

  Ведде покивал головой, сережка сверкнула, хвост на затылке качнулся. Ночники отразились в полировке маленькой лютни.

  — Там, куда мы пойдем, — сказал он серьезно, — Луну видно всегда. Поэтому ты не расстраивайся, но одевайся, и в путь.

  Он оглядел принцессу — Тар-Агне стояла рядом, с длинными распущенными волосами, в короткой ночной рубашке, с сияющими в полумраке глазами.

  — Там сыро и холодно, Агне. Я думаю, у тебя есть теплая куртка?

  — Сейчас, подожди! А как мы пойдем? Мы что, полезем туда? — Девочка указала рукой в дыру отдушины под потолком.

  — Да. Но потом-то нам все равно придется выходить на улицу.

  — И это будет уже за стенами Замка? — с восторгом ужаснулась принцесса.

  — Еще как. Поэтому одевайся.

  Тар-Агне сбегала в Гардеробную и принесла свою любимую меховую накидку — длинную, мягкую, сверкающую, замечательную.

  — Нет. — Ведде внимательно оглядел и ощупал накидку. — Она там вся испачкается и порвется. Тебе нужна какая-нибудь старая, мятая и, по возможности, грязная тряпка.

  — А Луна?! Как же смотреть на Луну в грязной тряпке?!

  — В данном конкретном случае Луна не обидится. Луна понимает, что, почему и как.