Место в жизни

Забавно наблюдать, когда прибывает поезд на конечную станцию часиков эдак в восемь утра. Открываются двери и все люди, выходящие из вагона, вроде бы, должны повернуть или налево или направо… Но, нет. Вернее, часть этих людей, конечно же, повернет в одну из этих сторон, но другая, причем, большая часть отточенным шагом перейдет на противоположную сторону платформы. И поспешит раствориться в образованной ими же толпе – стесняются. Но только пока не придет пустой, ну, практически пустой (самые смелые, прибыв на конечную станцию, не вышли, а крутанулись на разворотной вместе с поездом) поезд. Вот так вот.

Спросите, к чему я все это рассказываю? Будьте добры, немного терпения, и все станет предельно ясно.

Пропел долгожданный гудок, и сотни глаз уставились в темноту тоннеля, откуда с минуты на минуты должен появиться «светлоокий» долгожданный друг–поезд.

Так, вот теперь пошел отсчет. Встал я вроде именно там, где надо. Что ж, считаем. Один, два… До пяти, не волнуйтесь. Итак, три, четыре, пять!

И вот, дамы и господа, позвольте представить – Яков Михайлович Кетц, собственной персоной. Да не бегите вы так, Яков Михайлович. Поезд–то только подходит. Вот и место ваше, а я в сторонку отойду. Пожалуйста, милости просим. Мы с ним незнакомы, но мне есть, что рассказать о нем. А потому, многоуважаемый читатель, я на секунду отвлекусь и поведаю Вам, кто же такой этот маленький и невзрачный на вид человек, протискивающийся через тесные ряды добропорядочных граждан к краю платформы.

1

Вставая с постели, Яков Михайлович думал всегда об одном и том же. Уже довольно долгое время мучительно–тревожное чувство, обволакивало его, как только он открывал глаза навстречу новому дню. А вдруг сегодня не получиться? Ему уже перевалило за пятьдесят, а обзавестись семьей так и не удалось – отчасти по своей вине, отчасти по вине своей матери, так как, будучи единственным ребенком, в неполной семье, рос под неусыпным контролем (Яшенька!!!).

Еще в молодости, когда он первый и последний раз привел домой девушку, мама дала понять, что делить его с другой женщиной она не намерена – никогда.

Но, как оказалось, никто особенно и не претендовал. Красавцем Яков Михайлович не был. Маленький, толстый, с совершенно не выразительным лицом, на котором бусинками разместились заплывшие глазки, а волосики, и без того жиденькие, после тридцати стали еще и интенсивно выпадать. В общем, до Казановы Якову Михайловичу было очень далеко.

Что же касается работы, то и здесь Кетцу судьба не улыбнулась. Окончив финансовый институт (Яшенька, а что ты думаешь насчет Фининсового института?), Яков Михайлович устроился простым бухгалтером на достаточно крупное производственное предприятие, и, проработав двадцать лет, был сокращен, когда завод взяли в свои руки акционеры.

Далее, через маминых знакомых устроился в банк, и вроде бы все пошло ничего, и работа и зарплата, но не прошло и двух лет, как банк развалился. Те, кто должен был, остались с деньгами, но только не Яков Михайлович, который вновь оказался не удел.

Когда же количество фирм, в которых ему пришлось работать в постбанковский период перевалило за десять, Кетц понял, что рыпаться больше не стоит, возраст не тот, да и работник он достаточно средненький, несмотря на большой опыт. А потому, нужно просто сидеть и не высовываться, на жизнь хватает, а на все остальное плевать.

После смерти матери, потеряв единственного человека, которому он не был безразличен, Яков Михайлович потух окончательно. Утром на работу, вечером домой в холостяцкую квартирку, где, уставившись в телевизор, проводил вечера и выходные. И если раньше Яков Михайлович видел хоть какой–то смысл в жизни, то теперь это понятие для него, казалось, было утеряно безвозвратно. Но помог случай…

2

Однажды, когда Яков Михайлович стоял на платформе метрополитена, а перед его глазами проплывал останавливающийся поезд, он увидел, что в одном из вагонов, не смотря на час пик, есть одно (ОДНО!) свободное место. И тут с ним произошло что–то невероятное.

Куда–то подевались остатки сна, так часто мучившие его по утрам, все его мышцы напряглись, и по телу пробежала волна колоссальной энергии, которую не способен выделить никакой сверхмощный генератор. Подсоедини в тот момент к Кетцу пару проводов, и половина Москвы не нуждалась бы в электричестве несколько месяцев. Ноги сами понесли его вперед, и вот он уже бежит параллельно с этим вагоном.

Раз! И поезд, скрепя колесными парами, остановился, а Яков Михайлович все еще летит вперед. Два! И его ноги, подобно тормозным колодкам, застывают, вспоминая все о силе трения. Три! Открылись двери вагона, и маленький торнадо врывается внутрь.