Кетц замер, удивленно посмотрев на меня. А потом рухнул на грязный пол вагона. Люди от неожиданности отскочили в стороны, а поняв что произошло ринулись обратно.
Они склонились над Кетцом. Каждый хотел что–нибудь сделать. Кто–то тряс, кто–то засовывал за щеку валидол, кто–то просто сочувственно охал и причитал. А один седой мужичок даже принялся делать непрямой массаж сердца.
Я посмотрел вокруг. Всюду были свободные места. И они продолжали появляться.
Люди вставали, иначе они не могли.
Что ж, Яков Михайлович, весь мир у ваших ног – ваш подземный мир. Прощайте.
Я ХОЧУ К МАМЕ!
Мне страшно, и я очень хочу к маме. «Мама, пожалуйста, забери меня домой. Где ты!? Пожалуйста!».
Я не знаю, что произошло. День начался как обычно. Проснулись. Поели. Пошли гулять. Погода была не так чтобы очень. Недавно прошел дождь, и было немного холодно, но все равно было здорово. Гулять я обожаю. Мама долго играла со мной. Она все время играет со мной, когда мы гуляем, хотя я знаю, что ей не всегда хочется. Да, я как–то слышала, как она разговаривала об этом со своей подругой. Но в этот раз она не отходила от меня ни на шаг. Может что–то чувствовала? Не знаю. Скорее всего, это я сейчас что–то надумываю, когда сижу здесь совсем одна, в темноте, не понимая и не зная, что дальше будет. Мне страшно. Сейчас. А тогда…
Я бегала по лужам. Время от времени мама покрикивала на меня, чтобы я этого не делала. Но… Все мамы ругаются, когда дети бегают по лужам. К тому же я видела, что на самом деле она не сердится. Ну или совсем немножко.
А лужи… Лужи – это здорово! Пробежишь и вода, которая до этого была спокойная и как будто такая же твердая, как земля или асфальт, вдруг взрывается и разлетается в стороны маленькими блестящими шариками, оставляя затем на асфальте причудливые узоры. Ух, здорово!
Но это было тогда. Утром. А сейчас не осталось ничего. Я одна и мне очень страшно. Я думала, что я уже большая – даже мама иногда так говорила, но теперь я знаю – это неправда. Я маленькая, мне страшно, я одна и не знаю, когда все это закончится. И закончится ли… Я никогда не оставалась одна. Тем более в незнакомом месте.
А главное, я действительно не знаю, что произошло. Мы просто гуляли. Потом приехала тетя Галя, что–то сказала маме. Мама позвала меня. Мы сели в машину и поехали. Сначала я старалась смотреть в окно, это всегда здорово. Почти также, как бегать по лужам. А может и еще лучше. Мимо пролетают машины. Маленькие, большие. Светлые, темные. Чистые, грязные. Все они куда–то едут, кого–то везут. Таких же мам, таких же тетей Галей, или детей, или каких–то дядей. Таких же, но конечно же других. Незнакомых. Иногда красивых, иногда не очень. Но их много. А когда много их, ты не одна. Тогда все вместе. А сейчас я одна. И мне очень страшно. Очень. Без мамы. Без тети Гали. И еще я помню незнакомого. И он мне не понравился. Он был страшный. Очень.
Я увидела его, когда проснулась. Видимо, пока мы ехали, а я смотрела, смотрела, и еще раз смотрела на все эти пролетающие мимо машины, на растворяющиеся где–то позади деревья, которые только мгновенье назад были впереди, потом близко, почти рядом – так, что можно было почувствовать их запах, и которые потом исчезали, сменяясь новыми, которые потом тоже исчезали всего лишь мгновение спустя.Я смотрела на дорогу, на которой, когда мы ехали медленно, были различимы трещинки, вмятинки, бугорки, лежащие камешки, крутящиеся и взлетающие от проносящихся машин обрывки бумаги, а когда мы начинали ехать быстро, все превращалось в одну толстую темную полосу, которая, казалось, ползет рядом с нами, хочет обогнать, но ей это почему–то не удается. И такая дорога мне не нравилась. Она была страшной. Непонятной и страшной. Когда непонятно – всегда страшно. А потом… Потом я наверное уснула. И мне было хорошо. А потом я проснулась. И стало страшно, очень страшно. Потому, что я увидела его.
Я не знаю, что произошло. Действительно не знаю. Помню лишь, что тети Гали в машине не было. Были я и мама. И он. Он тянул ко мне руки. Большие и страшные. А мама кричала. Но он не обращал на нее никакого внимания. Он схватил меня и крепко сжал, а потом просто выдернул из машины. И я ничего не видела. Я старалась, но не могла. Он прижал меня к себе и разглядеть, что происходило вокруг, мне никак не удавалось. Я крутилась, стараясь вырваться, плакала, звала маму, слышала, как кричит она, зовя меня и умоляя, не забирать меня у нее. Но все было напрасно. Меня забрали у нее. Украли. И теперь мне страшно. Страшно за себя. И страшно за маму и тетю Галю. Что стало с ними?