Метафизическое кабаре

— Думаешь, я притворяюсь? — Лейла подтянула сползающую короткую кожаную юбочку. — У меня три дня страшно болела голова. Врач послал меня к специалисту по голове, ну, к психиатру, после того как выяснилось, откуда эта боль.

— И откуда же? — вежливо заинтересовался признаниями Лейлы Джонатан.

— Я сама догадалась. Анализы, медицинские обследования никуда не годятся. Пустая трата времени и денег. Обычно у меня очень тяжело проходят месячные. Я внимательно осмотрела окровавленную прокладку и выковыряла из нее какие-то странные кусочки тканей. Пригляделась к ним как следует и поняла, что из меня вытекают куски мозга.

Такси резко затормозило перед домом Лейлы. Они вышли и исчезли в темноте, в темноте, в которой видна только темнота.

*

*Если возможны жизнь и смерть, то все в жизни возможно. Даже то, что ваш ангел-хранитель — педик, или что эльфы и гномы существуют — конечно, на собственный страх и риск и при условии, что не надламывают* парадигмы действительности, потому что если надламывают, то кто-то должен потом усердно латать этот пробитый заслон против нигилизма, но кто? Единороги своим стертым рогом? Сирены? Сирены вымерли от химических моющих средств, нарушивших биологическое равновесие, потому что сиренами становились когда-то красивые девушки, которые не подмывались.

*

*Гиги, перестань заниматься своим надломленным сознанием, лучше отдайся анализу мастеров, как ты делал это раньше, — Джонатану хотелось вернуться к изучению «Le Monde», прерванному рассказом итальянца.

— Почему бы и нет, — обрадовался Гиги, — кое-что для тебя, Джонатан, о сотворении Адама. Помнишь ту сцену, когда Бог касается пальцем Адама, чтобы оживить его и вытянуть из грязи, то есть — глины?

— Ты говоришь… о том отрывке из Исхода, глава 2, стих 7?

— Ни о каком ни об отрывке, — резко возразил Гиги. — О целой огромной фреске в Сикстинской Капелле. Я придумал Антисикстинку. — Он полистал блокнот в поисках эскиза. — Куда-то подевался, — он отложил блокнот. — Представьте себе, — Гиги взмахнул сигаретой, — ту же самую фреску, но мгновением позже. Бородатый Бог Отец протягивает руку, чтобы оживить только что созданного Адама, и вот-вот должен до него дотронуться — миллиметра недостает, как на Сикстинской фреске — но видит первородный грех, Каина, а потом остальное человечество, убирает протянутую руку и хлопает ею себя по лбу. Оцепеневший Адам остается в грязи. Бог Отец улыбается, довольный, что избежал хлопот, от которых был за миллиметр. Как вам нравится?

— По моим понятиям, изображение живых существ уже является грехом, поэтому остальная часть твоего проекта — вытекающие из этого естественные грешные последствия. — Джонатан старался говорить серьезно и устало.

— А мой исповедник считает, — Вольфганг принюхался к сигарете Гиги, — что употреблять наркотики — грешно. Дрянь, разрушающая нервную систему.

— Ты постучи себя по собственной нервной системе, прежде чем болтать глупости. — Гиги почувствовал преследования некурящего большинства. — Я курю нежные травки, ем грибочки, все экологично. Никаких шприцев с химикалиями. Появляется ощущение, что мне впрыснули какие-то цвета; голова раскалывается на осколки светящихся искр и радуг. Поймите, легкие наркотики — это катализаторы сознания. После грибочков человек выходит за грань времени и пространства. Левитируешь, гравитируешь, перевоплощаешься в иные существа, звезды, океан, беседуешь с духами предков, птиц, деревьев, родишься, умираешь тысячи раз от всех в мире болезней, и тебе это безразлично, потому что ты являешься абсолютом. Когда возвращаешься в реальность, кажется, что входишь в уютную клетку. За тобой закрываются очередные ворота, исчезают пространства. Ты был вездесущей абсолютной частицей Вселенной, а теперь чувствуешь, что у тебя вырастают руки и ноги. Захлопывается череп, отделяющий мозг от бесконечности впечатлений, а для маскировки следов взрыва голова обрастает волосами. Чего-то жаль. Этой бесконечности, свободы. Обычно наше сознание опутано сетью причин и следствий, петлей времени. Между желанием и бесконечностью есть созвучие. Для психики желание является тем же, чем для физики бесконечность — вечной погоней по бескрайности несбыточного. Жаль.

— Конец? — осведомился Джонатан, делавший пометки на полях газеты. — Если не касаться терминов, ты, Гиги, прочел каббалистическую лекцию о тсимтсум*, то есть об истории заточения сияющих душ в плоть. Так же, как и в твоем описании, там должны упоминаться искры — души, заключенные в теле человека.

— А клевая эта Каббала! Святые и раввины покуривали травку, да? — обрадовался Гиги.

— Нет, — посерьезнел Джонатан.