— Послушай, это должно подходить к твоей Каббале, — Вольфгангу вспомнились рассказы сестры, ассистировавшей при родах. — Хедвиг говорит, что рождение человека очень болезненно, потому что у него слишком большая голова. Такая большая, что при родах женщине разрезают промежность, чтобы не лопнула. После первородного греха Бог приговорил мужчину к тяжелым работам, а женщину — к болезненным родам. До грехопадения у прародителей головки были маленькие, но они съели плод с древа познания и стали интеллигентнее, и головы у них чрезмерно разрослись. Если бы человек не думал, головка у него была бы маленькая и он бы не страдал, по крайней мере, во время родов. Интересно, правда?
— Нет, — не согласился Джонатан. — Вы не понимаете, о чем говорите, вы ничего не понимаете. Какая Каббала? Какие грибочки и роженицы?
— Прости, но чего мы не понимаем? — темные глаза Гиги слезились от дыма.
— Того, что я ничего не понимаю.
*
*Первые в истории человечества археологические раскопки имели метафизический смысл. Экспедиция, организованная Симоном Волхвом около 1930 лет тому назад (о Симоне Волхве упоминается в Деяниях Апостолов), не интересовалась* погибшими цивилизациями. Перекапывая пески пустыни, она пыталась найти черепки прагоршка, лопнувшего во время космической катастрофы — тсимтсум. В глиняный горшок Бог заключил божественную энергию. Ее сила разбила глину. Искры Божьего света разлетелись среди тьмы и увязли в материи. Предполагалось, что спасение самих себя, Бога и мира состоит в освобождении этих божьих искр. Симон Волхв и его ученики, обыскивая песчаные холмы, рассуждали логически: «Если у нас есть душа, являющаяся искрой Божьей, следует вернуть ее в то состояние могущества, которое было до тсимтсум». Они мыслили практично: «Когда мы высвободим искру Божью из материи, ее нужно будет поместить в прагоршок, где она первоначально находилась». Значит, следует найти черепки горшка и их склеить. О том, нашли ли симониты горшок, можно узнать, организовав археологическую экспедицию в поисках их засыпанных песком скелетов, так как о дальнейших судьбах секты исторические источники умалчивают.
*
*Вас, господа, наверное, интересуют живущие в Париже писатели. Начнем с Монмартра — там в сороковые-пятидесятые годы жил Селин, автор книжки о мерзости бытия под названием «Путешествие на край ночи». Во время войны Селин делал то же, что и всегда: лечил больных (он был хороший врач), держал котов* (ценя в них отсутствие литературных мнений) и пописывал (не слишком лестно) о евреях. После войны Селина справедливо сочли нигилистом, антисемитом и коллаборационистом. Поскольку происхождение нигилизма и антисемитизма никому не известно, Селина на всякий случай избегали, как заразного. Оставшись в одиночестве, он писал: «В жизни столько вкуса, что она набила оскомину». Презрение к глупцам и интеллектуалам, то есть девяноста девяти процентам человечества, а также стремление достичь предельного одиночества довели его до того, что он съел собственных котов.
Ниже Монмартра, в доме девятнадцатого века, ранее — гостинице, повесился ночью 25 января 1855 года гениальный писатель-романтик Жерар де Нерваль. Гостиница, в которой его нашли висящим под потолком, находилась на перекрестке улиц Фонаря и Тьмы. Нерваль был гением, и потому известна дата его смерти, улица, а также гостиничный номер, в котором он погиб. Но никто не позаботился увековечить память парижского графомана семидесятых годов, в порыве вдохновения отгрызшего себе пальцы правой руки, всадившего в них стальные перья и умершего, марая бумагу, от потери крови.