Вот почему нас не может удивить то, что с образованием опричнины несколько немецких кнехтов явились к царю и предложили свои услуги. История сохранила имена этих негодников, не нашедших своим силам более достойного применения. То были К.Кальп, Э.Крузе, И.Таубе, К.Эберфельд, к котрым присоединился и наблюдательный, а главное – памятливый Г.Штаден, активный участник позорного "новгородского погрома".
Доверенные люди государя не советовали ему включать в состав репрессивных органов немцев, бывших к тому же последователями "злобесной люторовой ереси". Неправославный характер учения Мартина Лютера был вполне прояснен русским людям своевременно – прежде всего в известном трактате Максима Грека. Иван Васильевич этим советам не внял. Более того, он разрешил немецким пасторам ездить по русским городам, проводя службы для живших там ливонских пленников.
Мало того – царь сам приглашал к себе лютеранских проповедников, вел с ними беседы о вере, а в середине 70-х годов разрешил им построить протестантскую кирху в пригороде русской столицы. А когда один из фанатично настроенных православных иерархов насильно окрестил пленного ливонца, царь пришел в гнев, наказал священнослужителя и велел ему выплатить немцу компенсацию. Вся эта история в преувеличенных подробностях дошла до Германии и произвела в ее лютеранских княжествах самое благоприятное впечатление.
Германофильство рода Глинских
Не будучи в состоянии помешать успеху немцев-лютеран при дворе, бояре и православное духовенство припомнили,
Не поладив с польским королем, Михаил Глинский взял братьев, Ивана с Василием, уехал вместе с ними в свои наследственные владения и потребовал от короля сатисфакции. Не получив ее, три заносчивых брата громогласно объявили о своем отъезде в Москву – и король им никак не мог помешать. Можно сказать, что за этой историей с затаенным дыханием следили все дворы Восточной Европы.
При дворе Василия III, Михаил продолжал жить на немецкий лад, водил знакомство также и со знакомым уже нам доктором Николаем Булевым. После рождения маленькой Елены, Михаил настоял на том, чтобы она получила настоящее западное воспитание, причем на немецкий манер, что для русской девицы того времени было более чем необычно. Вот почему сын Елены, появившийся на свет после усердных, смиренных паломничеств в наши заволжские монастыри и непрестанных, щедро оплаченных молитв православного клира о чадородии, был в свою очередь с детства знаком с немецкими обычаями и реалиями. Во всяком случае, он не испытывал перед ними того суеверного ужаса, что был присущ почти всем его русским сверстникам.
Первоначальная Немецкая слобода
Немцев в Москве было немало еще до Ливонской войны. Автор написанной в эпоху Ивана Грозного Истории о Казанском царстве, рисуя картину торжественного въезда молодого царя в Москву после взятия Казани, развернул перед взором читателя длинный перечень тех людей, что в едином порыве, "яко пчелы матку свою", вышли встретить своего государя на поле, за посад. Он начинается с князей, вельмож и "старейшин града", продолжается старыми и молодыми, юношами и девицами, в конце же идут "турцы, и армены, и немцы, и литва".
Правда, выделив в толпе встречавших этих иноземцев – а их было сразу заметно, поскольку иностранцам не дозволялось ходить в русском платье – составитель Истории сразу же оговорился, что речь идет о "купцах иноязычных", которые постоянными жителями столицы, строго говоря, считать себя не могли.
К концу царствования Ивана IV, это положение существенно изменилось. Идя навстречу духу времени, царь разрешил иностранцам, уже не обязательно купцам, но людям различных военных и гражданских профессий, обосноваться в границах "большой Москвы" того времени, на берегу реки Яузы, в особой Яузской, или Иноземческой слободе, выстроить там себе жилые дома на привычный манер, возвести здание кирхи, вообще чувствовать себя как дома. В силу преобладания немецкого элемента, слобода получила второе, не менее употребимое наименование Немецкой.
С течением времени, менялся состав жителей слободы – к примеру, по первому времени среди них было больше всего выходцев из соседней Ливонии, потом стали приезжать выходцы и из других немецких земель. Расширялся список профессий – так, если сначала сюда приезжали все больше литейщики пушек или военные инженеры, то позже возникла нужда в опытных офицерах-строевиках [138] . Соотношение приверженцев разных конфессий, к примеру, лютеран и кальвинистов, не говоря уже о католиках, также изменялось во времени.