Метафизика Петербурга. Немецкий дух

Отечественная традиция привычно связывает темную славу Лжедмитрия I и события Смутного времени "с польскими и с литовскими людьми и с русскими изменники" (цитируем выражение из Сказания Авраамия Палицына). Спорить с этим никак не возможно – и если в истории Самозванца упоминается Новгород, то речь идет не о славном граде на Волхове, но об одноименном ему городе на юго-западе московских земель.

Несмотря на это, "московским немцам" также довелось приложить руку к призванию Григория Отрепьева на его похождения. Мы говорим о том малоизвестном факте, что отец Самозванца, занимавший в свое время совсем немалый пост стрелецкого сотника, был убит в пьяной драке, в кабаке уже нами описанной Немецкой слободы.

Факт этот выяснился в ходе дознания, начатого московскими властями вскоре после того, как мошенник объявился в Литве в 1603 году и начал, как говорится, мутить воду. Лишившись отца, Григорий (в ту пору еще Юрий, а чаще всего, надо думать, просто Юшка) должен был рано озаботиться поиском средств к существованию, что и повело его шаг за шагом, что называется, по наклонной плоскости.

Мы говорим об этом, разумеется, вовсе не потому, что намерены выписывать из отечественной истории все случаи немецко-русских контактов, пусть даже и низкого рода, приведшие к мало-мальски заметным последствиям. Для этого предприятия нам навряд ли хватило бы терпения и бумаги. Но Самозванец был человек особого рода. Казалось бы, необоснованность его притязаний была выяснена вполне и своевременно доведена до сведения, как говорится, широких народных масс. Сброд, шедший в бой под его знаменами, также не мог у людей того времени вызвать уважения.

И все же не один очевидец событий отметил странную боязнь, почти благоговение, которые возникали у русских людей при виде самозванца и мешали им смело идти в бой против него. Сомневался, трепетал и расспрашивал о "чудесно спасенном Дмитрии" сам царь Борис, неспокойны были его приближенные – что же было говорить о простых людях. Повидимому, народ чувствовал некую силу, осенявшую Самозванца и дававшую ему право на исключительную дерзость. Надобно думать, совсем не случайным стало то, что в отличие от других самозванцев Лжедмитрию I суждено было не только тягаться с царскими воеводами и дойти до Москвы, но и венчаться на царство, став попущением Божиим хотя бы на год законным русским царем.

Тяжесть духовной ответственности за Святую Русь может казаться современному человеку ношей скорее метафорической, чем реальной. Однако она буквально раздавила такого недюжинного человека, притом возросшего у подножия трона и вдоволь хлебнувшего из кубка опричнины, как Борис Годунов. Она исказила в последний год жизни психику Лжедмитрия, заскочившего со своею Мариной в кремлевские палаты и маявшегося потом в них, как на дыбе.

Довелось ощутить эту тяжесть и будущему спасителю России, торговому человеку Кузьме Минину. Известно, что в последние дни лета 1611 года, накануне решающих событий, этот немолодой, и, повидимому, не самого крепкого здоровья человек, маялся по ночам в стенах дома и уходил спать в сад, в летнюю повалушу. Там и привиделся ему трижды один и тот же сон, о котором он позже не мог вспоминать иначе как положив на себя святой крест.

Между тем, Кузьме Миничу не снилось – по крайней мере, по нашим понятиям – ничего из ряда вон выходившего. Просто как закроет глаза – так и представится ему, что идет он вперед во главе войска, Россию спасать. Казалось бы, что же тут страшного – всякие сны бывают. Однако Кузьма просыпался каждый раз с ощущением болезненной тяжести в теле, и потом долго не мог прийти в себя, все, как он сам говорил, "болезнуя чревом". "Его терзали тяжкие сомнения, за свое ли он дело берется. В некоторых отношениях, Кузьма был похож на Жанну д\'Арк. Он поверил в то, что Бог вручил ему судьбу Отчизны, и эта вера воодушевила его, придала огромную энергию" [140] .

Сравнение с Жанной д\'Арк, проведенное в цитированной нами выше работе маститым отечественным историком, весьма проницательно. Как и в случае спасительницы Франции, речь тут шла не о трудностях организации ополчения или переговоров с возможными союзниками, но о сакральном избранничестве и обусловленном им принятием на свои рамена ноши сверхчеловеческой тяжести – иначе говоря, не о политике, но о метафизике в полном смысле этого слова.

Так вот, немцы были не просто нечувствительны к этой метафизике, но даже как будто бросали ей вызов – и выходили победителями . Обратимся хотя бы к истории знаменитого сражения при Добрыничах. Конечный его результат легко проследить по карте в любом курсе российской истории. Вторгшись с юго-запада в пределы Московского государства, Лжедмитрий нацелил свое войско прямо на Москву. Путь его от Чернигова до Добрыничей был почти прям, наподобие линии железной дороги "Санкт-Петербург – Москва".