Метахак

— Вас понял, командир! — откликнулся вахтенный офицер.

Оставалось только порадоваться вышколенности команды: никто не задает лишних вопросов. Вот и в главной рубке промолчали, хотя прекрасно понимали, что нет никакой необходимости, чтобы командир лично осуществлял посадку. Вместо вопросов вахта стала передавать на командирский пульт данные бортового вычислителя. Получив их, Иль Вертус привычно повел крейсер вниз. Когда бороздишь космос годами, никакого волнения при посадке не испытываешь. Обычная рутинная работа. Только не в этот раз. Пронзив сплошную облачность, «Канопус» заскользил кормой вниз к единственному космопорту Тристана. На подлете связист крейсера непрерывно вызывал диспетчерскую, но Башня молчала, и молчание это казалось уже не подозрительным, а зловещим.

Иль Вертус, хоть и не бывал на Тристане, хорошо представлял космопорты такого типа. Выстланное массивными гексаэдрами просторное поле, одинокая башня диспетчерской, ощетинившаяся антеннами дальней и ближней телестереосвязи, приземистые рудовозы, стартующие с тяжким грохотом или с терзающим уши воем заходящие на посадку, не убранные вовремя энергетические кабели, подтекающие сальники топливопроводов, чумазые механики и небогато одетые пассажиры, долгими часами поджидающие нерегулярный транспорт во внутренние миры Галактики. Разумеется, двух одинаковых космопортов не бывает: отличия диктуются особенностями климата, силы тяготения, и уровнем агрессивности местной флоры и фауны, но все же, посетив одну захолустную космическую гавань, можешь считать, что видел их все.

Еще раз собрав накануне прибытия в систему Морхульта своих офицеров, командир «Канопуса» выяснил, что не только он, но и никто из его подчиненных здесь не бывал. Пришлось довольствоваться лоциями и справочниками. Они лишь подтвердили те общие сведения, которыми располагал Иль Вертус на момент получения задания. Тристан и в самом деле был настолько заурядной планетой, что даже осваивать ее стали недавно, меньше сотни лет назад. Да и то после того, как на ней были открыты залежи титаниума — стратегически ценного металла. Те из имперских аристократов, что предпочитали богатеть за счет рудоразработок, посчитав объем предполагаемой добычи выгодным, поспешили застолбить Тристан по праву первооткрывателей, покуда на планетку не наложили лапу алчные Маркграфы галактической окраины. Однако добывать и вывозить руду недостаточно, нужно еще обеспечить рудокопов всем необходимым. В таких случаях, дабы не содержать рабочих за свой счет, рудовладельцы объявляли принадлежащий им мир открытым для колонизации.

То же самое произошло с Тристаном. В считанные годы вблизи его рудников выросли маленькие городки, а в благоприятном для сельхозработ Сумеречном поясе появились фермерские хозяйства. Никого не смущало, что совсем рядом по галактическим меркам вращался вокруг того же карликового светила древний мир с богатейшей историей и уникальной культурой. Не смущало это и командира «Канопуса». Он уже забыл о прекрасной и несчастной Изольде с ее блистательным прошлым и драматическим настоящим. Подруливая кормовыми дюзами, Иль Вертус смотрел на город, что теснился вокруг космопорта. Бортовая оптоэлектроника выводила на экраны четкую, полную ужасающих подробностей картинку.

Город лежал в руинах. Похоже, что некоторые здания все же уцелели, но от большинства строений остались уже остывшие под ледянным дождем пепелища. Словно здесь прокатился не мятеж, а самая настоящая война с применением тяжелых орудий. Космопорту тоже досталось изрядно. Командир «Канопуса» отчетливо видел остовы разбитых рудовозов, покрытое воронками взлетно-посадочное поле, накренившуюся обугленную Башню. Собственно, тристанийского космопорта больше не существовало. Здесь не было уже ни диспетчерской, ни станции дальней связи, ни вспомогательных служб, ни ремонтных доков. Рискуя кораблем, Иль Вертус снизил скорость до максимально допустимого предела и медленно прошел над городом.

Он рассчитывал привлечь уцелевших грохотом пламени, вырывающегося из дюз. Кроме того, командир «Канопуса» приказал включить звуковое оповещение, в обычных условиях предупреждающее о посадке тысячетонной махины. Рев атомного пламени, рокочущего в поднебесье, и заполошный вой корабельной сирены разносились на многие мили окрест. Телескопические глаза корабля пристально всматривались в руины. Инфраоптику Рикарду Хасту с поста наблюдения было приказано докладывать о малейшем пятнышке живого тепла, но тот лишь обнаруживал груды дотлевающего мусора. Ни одна живая душа не выглянула наружу, дабы полюбопытствовать, что там ревет под облаками — или все в этом городе были мертвы, или боялись громких звуков, доносящихся с неба.