Вот все владенья твои!» — и бескровное тело покинул.
Бросил в бактрийца копье, из раны горячей исторгнув,
Мститель, Абанта внук, и оно сквозь ноздри проникло,
Через затылок прошло и с обеих сторон выступало.
Матери дети одной, по-разному ранены были:
Клитию ясень пронзил, тяжелою пущен рукою,
Лядвеи обе зараз; а Кланий зубами вонзился
В древко, пал Келадон, что из Мендеса, и палестинской
И Этион, что умел когда-то грядущее видеть, —
Лживою птицей теперь он обманут; и оруженосец
Царский Тоакт, и Агирт, опозоренный отцеубийством…
Больше, однако, в живых оставалось. С единым покончить
Единодушно, вражда на заслугу и честь ополчилась!
Богобоязненный тесть и теща с женой молодою
Тщетно стоят за него, наполняя лишь воплями сени,
Их оружия звук и поверженных стон заглушают.
Кровью обильной и вновь замешать поспешает сраженье,
Вот окружает его Финей и тысяча следом
Сзади Финея. Летят, многочисленней градин зимою,
Копья с обеих сторон — и глаз и ушей его мимо.
Обезопасив свой тыл, к супротивным рядам обращенный, —
Их отбивает напор! Впереди напирающих слева
Был хаониец Молпей; Этемон из Набатии — справа.
Словно тигрица, когда, истомленная голодом, слышит
Ей на какое напасть, напасть же стремится на оба, —
Так сомневался Персей, направо ему иль налево
Ринуться; все же, пронзив его голень, отбросил Молпея.
Впрок ему бегство. Меж тем Этемон не дает передышки,
Не рассчитал своих сил, и надвое меч занесенный
Переломился о ствол сотрясенной ударом колонны.
И разлетелся клинок, и вонзился в гортань господина.
Но, чтобы смерть причинить, была недостаточна рана.
Вытянув тщетно, мечом Персей пронзил килленийским, —
Но, как увидел, что пасть должна перед множеством доблесть, —
«Помощи, — молвил Персей, — раз вами к тому понужден я,
Буду искать у врага! Отверните же лица скорее,
«Нет, других поищи, кто твоим чудесам бы поверил!» —
Тескел сказал и готов был рукой роковое оружье
Бросить, но так и застыл изваяньем из мрамора Ампик,
Тотчас стоявший за ним, на полную доблестным духом
Окоченела рука, ни вперед, ни назад не движима.
Тотчас Нилей, что солгал, семиречным будто бы Нилом,
Он порожден, на щите обозначивший семь его устий, —
Часть из них серебром, другую же золотом, — молвил:
К манам немым унесешь утешенье немалое в смерти,
Пав от такого, как я!» Но часть последняя речи
Вдруг прервалась, и мнится, что рот, вполовину открытый,
Хочет еще говорить, но слова не находят дороги.
Остолбенели! — бранит их Эрикс. — Накинемся вместе,
Наземь повергнем юнца с его чародейным оружьем!»
Кинуться был он готов; но землею задержаны стопы, —
Вооруженный стоит из камня недвижного образ.
Был там один, Аконтей; пока за Персея сражался,
Лик он Горгоны узрел и в камень тотчас обратился.
Астиагей же его, за живого сочтя, ударяет
Длинным мечом. Засвистел его меч пронзительным свистом,
Мраморным став, и лицо выраженье хранит изумленья.
Долгое дело — мужей имена из простого народа
Перечислять. Их двести всего после боя осталось, —
Остолбенев, все двести стоят: увидали Горгону!
Только что ж делать ему? Он лишь образы разные видит,
Он и своих узнает и, по имени каждого клича,
Помощи просит; не веря себе, касается ближних
Тел, — но мрамор они; отвернулся и так, умоляя,
«Ты побеждаешь, Персей: отврати это чудище, в камень
Все обращающий лик Медузы, какой бы он ни был.
О, отврати, я молю! Не злоба, не царствовать жажда
К брани подвигли меня: за супругу я поднял оружье.
Не уступил, — и мне жаль. Из всего, о храбрейший, мою лишь
Душу ты мне уступи, да будет твоим остальное!»
И говорившему так, и того, к кому сам обращался,
Видеть не смевшему, — «Что, — говорит, — о Финей боязливый,
Дам, ты страх свой откинь. Не обижу тебя я железом.
Наоборот, на века, как памятник некий, оставлю.
Будешь всегда на виду ты в доме у нашего тестя,
Чтобы супругу мою утешал нареченного образ!»
К месту, куда был Финей лицом обращен трепетавшим.
И, между тем как глаза повернуть пытался он, шея
Окоченела его, и в камень слеза затвердела.