Метаморфозы. Новая история философии

Монизм Беркли требует превращения вещей в идеи, но дуализм требует превращения идей в вещи. На этот неразрешимый вопрос он, по-видимому, ответил в духе Декарта: разумнее жить, чем размышлять. Либо как кьеркегоровский «экзистенциальный солипсист»: для индивида, столкнувшегося с вопросом о своём личном спасении, когда он сталкивается со смертью, любой научный или рациональный аргумент теряет свою значимость. Таким образом, чтобы защитить религию от нападок скептиков, подъёма деизма и материализма, Беркли предпочёл гибкость и эффективность обычного языка чётким определениям науки. Из различных соображений, высказанных Беркли в «Трактате о принципах человеческого знания» и «Трёх разговорах между Гиласом и Филонусом», следует упомянуть утверждение о том, что человек – это несложный, но активный дух, который «всегда думает». И если это так, то вопрос заключается в том, как повысить «эффективность» мышления!

Анамнез – Диагноз – Лечение – Прогноз…

Но откуда всё-таки взялась эта позиция Беркли и что она в действительности означает? В разделе 1 Введения к «Трактату о принципах человеческого знания» Беркли излагает в общих чертах свой взгляд на скептицизм, описывая, что происходит с философами, когда они отходят от обычаев обычных людей. При этом следует помнить, что под философами он, очевидно, подразумевает тех, кого мы сейчас назвали бы учёными. Более конкретно, он, по-видимому, имеет в виду тех мыслителей, которые создали науку Нового Времени – Галилея, Декарта, Ньютона, Бойля, Локка и других, – а вовсе не тех, кто всё ещё придерживался старого схоластического или аристотелевского образа мышления. Главное, чем они отличаются от обычных людей, заключается в том, что обычные люди спокойны и безмятежны, в то время как философы и учёные потеряли свою естественную безмятежность и спокойствие. Так что масса обычных людей «по большей части бывает довольна и спокойна. Ничто обыденное не представляется ей необъяснимым или трудным для понимания. Она не жалуется на недостаток очевидности своих ощущений и находится вне опасности впасть в скептицизм»[42]. Они идут по «большой дороге» простого здравого смысла, они верят своим чувствам и потому им не грозит опасность стать скептиками, в отличие от «философов». В этом, кстати, заключается отличие берклианского и платоновского идеализмов.

Платон как раз не доверяет чувствам и решает объявить весь мир, каким он нам дан органами чувств, иллюзией.

Беркли говорит здесь не о том, что скептицизм философов ошибочен, а о том, что он ведёт к психическому расстройству и, вероятно, к несчастному состоянию ума. Он описывает тех, кто пристрастился к спекулятивным исследованиям, кого ставят в тупик самые простые вещи вследствие недоверия к чувствам, сомнения в них. Во времена Беркли, термин «сомнения» (scruples) имел более негативную коннотацию и эмоциональное значение, нежели сегодня, указывая скорее на сомнительность, эфемерность чего-либо, чем на осторожность или тщательность, обстоятельность. Именно таким образом, например, первый крупный философ-утилитарист, ученик Джона Локка, третий граф Шефтсбери (1671–1713), использовал «скрупулёзность» как синоним «скептицизма». Но термин “scruples” может иметь ещё более негативное значение, как нечто очень близкое, если не абсолютно идентичное «тревожному расстройству личности», которое мы сегодня называем «обсессивно-компульсивным расстройством»[43].

Мы уже упоминали Сьюзен Зонтаг, которая рассуждала о том, что каждой эпохи есть свои болезни. Так, Платон в «Федре» описывается сложную взаимосвязь, существовавшую у древних греков, между безумием (mania) и правдой (aletheia). Фуко пишет о том, что «[в] Средние века, в эпоху войн и голода, болезни проявлялись страхом и истощением (апоплексии, истощающие лихорадки), но в XVI–XVII веках, когда ослабло чувство Родины и обязанностей по отношению к ней, эгоизм обратился на себя, появилось стремление к роскоши и чревоугодию (венерические болезни, закупорки внутренних органов и крови). В XVIII веке начались поиски удовольствий через воображение, когда полюбили театры, книги, возбуждались бесплодными беседами, ночами бодрствовали, а днем спали – отсюда истерии, ипохондрия и нервные болезни»[44]. «Тёмной Триадой» наших дней выступают: Аутизм, Эпилепсия и Коронавирус. Как истерия, по-видимому, была основным психическим заболеванием конца XIX века, так и «угрызения совести» или «религиозное рвение», по-видимому, были основным психическим заболеванием конца XVII – первой половины XVIII веков.) И, согласно Беркли, «сомнения» перешли от «религиозной меланхолии» к эпистемологической манифестации, вполне подходящей для Эпохи Разума, каковой и были Новое Время и Просвещение.

Далее, в самом начале третьего разговора между Гиласом и Филонусом, Гилас, убеждённый скептик, заявляет: