Метаморфозы. Путешествие хирурга по самым прекрасным и ужасным изменениям человеческого тела

Журналист Кэти Уолдман, оправившаяся от анорексии, написала красноречивое и смелое эссе о своей болезни, в котором отражена ее противоречивость. Она рассказала о склонности больных находить в истощении нечто поэтичное: анорексия становится тщательно поставленным представлением, которое неизбежно превращается в тюрьму. Она призвала перестать восхвалять изнуренных субтильных женщин в искусстве и литературе и отказаться от зловредных описаний, в которых привлекательность таких женщин преувеличена. Болезнь пробуждает отвращение к пище, а здоровый вес тела начинает казаться неприемлемым, возможно, потому, что это слишком тесно связано с примитивными аспектами нашей человеческой природы: питанием, сексуальностью, озабоченностью собственным телом. У подростков анорексия замедляет наступление половой зрелости, что поначалу производит впечатление обратной трансформации. «Я голодала, – писала Уолдман, – чтобы получить старую классическую способность – способность к метаморфозам».

Если анорексия действительно является театральным представлением, как видит это Уолдман, то мы с Симоной попытались ввернуть несколько новых сюжетных поворотов. Я хотел помочь ей преодолеть нездоровый перфекционизм и прийти к альтернативному финалу – здоровому весу.

Мы обговорили список продуктов, которые она постарается есть на завтрак, обед и ужин, записывая при этом число потребленных калорий. Она согласилась с тем, что без хотя бы минимального питания ее тело и разум будут слабеть все сильнее. Однако ничего, похоже, не помогало: ее отвращение даже к крошечному количеству пищи в желудке оставалось сильным, а вес балансировал на грани совместимого с жизнью. Она попадала в больницу еще два раза: первый, когда уровень солей в крови угрожал нарушением сердечного ритма, и второй, когда она потеряла сознание из-за низкого давления.

– Как вам кажется, в глубине души вы были бы рады смерти? – однажды спросил я ее. Ей понадобилось много времени, чтобы ответить.

Однако ответ, который она в итоге дала, был отрицательным, и спустя три года наших встреч ей все же стало лучше. Я не считаю, что это произошло благодаря мне: после множества лекарств, консультаций диетологов, посещений больниц и регулярных походов к психиатрам она однажды сказала мне, что съела шоколадный батончик и сразу почувствовала себя лучше.

– Это было очень легко, – сказала она, пораженная очевидностью того, что ей нужно было сделать. – У меня появилась энергия, мне стало хорошо. Я ждала, что мной опять овладеет это ужасное отвращение, но этого не случилось. И я съела всего один, не стала на них набрасываться.

– Что изменило ваше отношение? – поинтересовался я.

– Понятия не имею. Но теперь, когда я чувствую тошноту при мысли о еде, я понимаю, что мне на самом деле нужно поесть.

В течение нескольких последующих месяцев вес Симоны пришел в норму. Она вернулась в юридическую школу, съехала от родителей, начала ходить на свидания, и, хотя она так и не утратила своего перфекционизма и внимания к ингредиентам, составляющим ее блюда, ее вес больше не падал до цифры, державшейся в течение трех прошлых лет.

Гораздо позднее, когда пушистые волоски исчезли с ее щек, тело окрепло и гормональный фон пришел в норму, она снова пришла ко мне за рецептом на противозачаточные таблетки.

– Помните те ужасные годы? – спросила она и усмехнулась. – Единственное, что было в них хорошего, так это отсутствие месячных.

– Вы вспоминаете о том времени?

– Иногда. Однако воспоминания туманны, будто тогда я находилась под злыми чарами. Мне интересно, как они рассеялись.

Галлюцинации: область дьяволов

Ибо человек закрывается до тех пор, пока не начинает видеть мир сквозь узкие щели своей пещеры.

Уильям Блейк. Бракосочетание Рая и Ада

Одна моя пациентка думает, что ее пальцы гниют. Обычно Меган предлагает мне осмотреть кончики ее пальцев. Под ее ногтями всегда толстый слой грязи, и мы не один раз вместе подходили к раковине и чистили ей ногти щеткой. «Вы можете их понюхать? – просит она меня. – Они отвратительны». Я не чувствую и не вижу ничего необычного. Меган иногда мучают голоса, которые издеваются над ней, и, когда эти голоса становятся громче, ей начинает казаться, что пальцы гниют. Мы встречаемся как минимум раз в месяц: мне это дает возможность проконтролировать ее состояние, а ей – получить рецепт на антипсихотические препараты. Она считает лекарства эффективными, а вот консультации, как мне кажется, нет. Я пытался выяснить, что гниющие пальцы значат для нее: являются ли они отражением какой-то червоточины, которая разрушает ее разум, а не пальцы. «Нет, в этом нет ничего символичного, – говорит она. – Они правда воняют. Я поверить не могу, что вы этого не чувствуете».