Метаморфозы рассердились

Облегчения не последовало. Время шло, вселенная бежала, и всё становилось только хуже. Необратимость следовала по пятам. Нельзя было лечь поспать. Даже подумать. Ынбёль нашла в комоде оранжевую неудобную куртку, положила её на матрас и подождала, пока Эллиот молча переоденется. Они вышли на улицу, не держась за руки и не глядя друг на друга. Это нестерпимо — столько испытать и не рискнуть обняться.

— Ты какой-то тихий, — заметила Ынбёль.

— Радуюсь, что мы не идём в парк. Иррационально.

Ынбёль резко затормозила и обернулась на Эллиота. Тот встретил её спокойным взглядом. Руками он обхватил свои локти, но Ынбёль не могла понять: от страха или холода. Не знай она обстоятельств, ни за что бы и не подумала, что с Эллиотом что-то не так.

— Ты больше не умрёшь, — твёрдо сказала Ынбёль. — Я этого не допущу.

— В прошлый раз ты была не слишком-то заинтересована в моём спасении.

— Ты меня мучаешь. Специально.

— Да.

— Хорошо. Но не отставай.

— Хорошо.

Странное состояние. Эллиот злился и был напуган, но снова шёл за Ынбёль. Знал, что бессилен? Надеялся, что в этот раз Ынбёль действительно не навредит? Что вообще заставило его выйти из дома?

— Вы хоть пробовали найти другую жертву? — спросил он блёкло.

Ынбёль не ответила, потому что понимала, что это породит ещё больше вопросов. Она сама с самого начала знала, что дело не в лени ведьм и не в том, что Эллиот им чем-то не понравился. Дело было в одной непокорной ведьме, которую таким образом надеялись придушить. Не вышло.

Шагали торопливо. Тиран ютился в оранжевом капюшоне, разглядывая небо.

— Мы на месте, — сказала Ынбёль, ступая на знакомый порог. В мозгу что-то стрельнуло. Захотелось присесть. Ынбёль глубоко вдохнула, задержала дыхание и позвонила. — Доброе утро.

— Доброе утро, — кивнули в ответ.

— Впусти нас.

— Заходите.

— Спасибо, — кивнула она и, сглотнув нервный ком, добавила: — Мам.

Женщина в ответ на обращение повернула голову. Во взгляде не было и тени понимания или узнавания. Её сейчас можно было назвать хоть тиранозавром — эффект был бы таким же. Лекси объясняла это Ынбёль не раз и не два, но ощущалось это всё равно странно.

Ынбёль жестом указала следовать за ней.

— Тут тебя искать не станут. Можешь поспать. Здесь осталась какая-то папина одежда, переоденься, если хочешь. И вообще пользуйся всем, что найдёшь. Хотя тут мало чего… Полезного. Или приятного.

Эллиот осмотрел неприхотливую комнату. Во взгляде мелькнуло любопытство, но он не решался даже войти, не то что нормально осмотреться. Всё, связанное с Ынбёль, пугало его.

— …если захочешь есть — придётся потерпеть. Мама плохо готовит.

— Мама, — повторил за ней Эллиот. Из его уст это слово звучало совсем иначе. Не так формально. Более тепло.

Для Ынбёль называть её мамой было всё равно, что обратиться к незнакомцу «господин» или «мистер». Эта женщина и во время её первой жизни вызывала в ней мало положительных эмоций. После воскрешения в ней и вовсе отпала всякая необходимость. Она была жива только потому, что Ынбёль была слишком милосердной, чтобы от неё избавиться. И потому что так было бы меньше вопросов.

— Да. Это моя мама, — подтвердила она, вспоминая, как её представили маме Эллиота. Совсем другая обстановка, совсем другие интонации. — Хотя в последний раз она ею была, когда принесла мне яблоко. Давно, короче.

— Она больна? — аккуратно уточнил Эллиот.

Ынбёль фыркнула.

— Околдована. Пьёт специальный чай. Можешь говорить с ней о чём угодно. Она всё расскажет, но ничего не вспомнит. Я для неё существую и не существую одновременно.

— Она тебе мешалась?

Ынбёль криво усмехнулась. Она и раньше не могла говорить о матери, к чему пытаться теперь?

— Как я и сказала, здесь тебя искать не будут. А мне надо вернуться и…

— Ынбёль.

— А?

— Твоё лицо, — Эллиот кивнул на зеркало.

Ынбёль, наконец, взглянула на себя. Увиденное не обрадовало, но за последние дни она натыкалась на вещи и похуже. Раздробленное тело Эллиота, например.

— Мелочи.

— Ты весь город перепугаешь, если сейчас так отсюда выйдешь. Вылечись хоть. Ты же можешь?

— Нет, — чуть резче, чем стоило бы, сказала Ынбёль. — Не могу. Больше нет.

Эллиот открыл рот, наверно, чтобы узнать причину, но затем только покачал головой и вздохнул.

— Акцио, аптечка, — сказал он.

— В Гарри Поттере всё — полнейший бред. Заклинания поиска сложнее, — цокнула Ынбёль.

Она открыла ящик в шкафу не глядя, по памяти. Оттуда сразу выскочило несколько пачек бинтов: аптечка Ынбёль всегда была забита под завязку. Им с мамой обоим не нравилось, когда все эти медицинские штуки лежали на виду. К тому же, мама не знала и о половине тех случаев, когда Ынбёль обо что-то разбивалась. Поэтому бинты, пластыри и безрецептурные таблетки Ынбёль покупала чаще, чем мороженое.

Она вернулась к зеркалу. Принялась пальцами выковыривать осколки стекла из щёк, морщась от боли.

— Прекрати, — не выдержал Эллиот и наконец подошёл к ней. — Ты их так раздробишь, и они останутся внутри. Надо аккуратно.