Метаморфозы рассердились

В ящике нашёлся и пинцет. Ынбёль села на пол. Эллиот — на стул. Он медлительно потянулся вперёд, придержал подбородок Ван двумя пальцами и принялся вытаскивать маленькие осколки. Почти нормальная ситуация. Чары изменения крепко держали ожоги и гарь. Ынбёль смотрела на Эллиота завороженно, напрочь позабыв о боли. Напрочь позабыв вообще обо всём, что с ней до этого приключилось. Ей было так приятно. Забота — это… здорово.

— Тебе разве не больно? — спросил Эллиот между делом. — Твой глаз…

— Глаза мне и одного хватит. А к боли я привыкла.

— Пока была ведьмой?

— Пока была человеком, — поправила Ынбёль.

Хотелось закрыть глаза. Пинцет, скользящий в щеках, ощущался не так сильно, как дыхание Эллиота. Мучения проигрывали. Внимание, пусть и до ужаса беспокойное, побеждало.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— И давно тебе семнадцать?

— Эм… С тех пор, как исполнилось?.. — Ынбёль не сразу поняла суть вопроса. — Я переродилась три месяца назад, если ты об этом. Мы с мамой оба были очень больны. Я — смертельно, она — божественно. Я умерла, она нет. Я воскресла ведьмой, она нет. Пришлось оставить её здесь. Я не скучаю, она тоже.

— А что насчёт ведьм?

— Нас семеро, — было, — и мы ковен. У каждого свой особый дар. Мой — воскрешать. Лекси творит иллюзии, Перси управляет огнём. Остальных ты не знаешь, но можешь передать спасибо Эшу. Он нас фактически свёл. А, нет, ты знаешь Криса. Это он запретил мне искать тебе замену. Наверное, вы не очень дружили. Раз в месяц мы должны убивать людей, иначе случится что-то более страшное. Мы не выбираем жертв, за нас всё решено. Я не знала, что это будешь ты. И узнала слишком поздно.

— До или после того, как мы…

— До, — стало почему-то совестно. — Прости.

— Спасибо, что рассказала, — кивнул Эллиот. — А что насчёт… Меня? Кто я?

— Человек. Скорее всего. Ну, если судить по Тирану. Он вот просто кот. Так что ты должен быть просто человеком.

— И когда ты сказала, что спасла кота, ты…

— Воскресила его, да. Он первый, с кем у меня так хорошо вышло. Ещё была Сцилла. Оса, — добавила она. — Но она быстренько разбилась.

Эллиот закончил с осколками и принялся обрабатывать порезы.

— Тут много всего, — заметил Эллиот.

— Я правда сильно болела. Магия спасла меня. Поэтому… Знаю, для тебя это никогда не будет звучать хорошо, но жертвы — достойная плата. Так мне казалось. Но ты… Это было слишком. Я не могла остановить твоё убийство, но смогла тебя вернуть. Тебя не скормили огромной магической птице.

— Вот это везение.

— Пока что, — предупредила Ынбёль. — Они попытаются найти тебя и убить. И меня заодно. Твоя смерть ничего уже не исправит, но они очень злы на меня, так что… Извини.

Эллиот оказался втянут во всю эту историю не по прихоти Ынбёль, но теперь Ынбёль была той, кто за всё несёт ответственность. Она могла принять другое решение в любой момент времени. Могла покончить с собой, могла поднять бунт. Могла не воскрешать Эллиота. В любом из этих вариантов всё не сложилось бы так, как сложилось теперь. Эр-Джей был бы жив, Перси был бы здоров. Дом бы не сгорел, а магии бы всё ещё было достаточно.

Из Ынбёль всем ковеном пытались вытравить человечность. И у них получилось.

— Мне надо идти, — сказала она, мягко убрав руки Эллиота от своего лица. Делать это было ужасно больно. Хотелось остаться так навсегда. Желай, не желай — а толку? — Спасибо.

Эллиот тихонько вздохнул.

— Что ты собираешься делать?

— Искать гроб с куклой. Не смотри так на меня, я сама не знаю. Но это что-то важное. Это поможет.

— Ты ведь вернёшься? — Эллиот удержал её за запястье холодными пальцами. Они всегда были такими или это последствия воскрешения?.. Жаль, что совсем нет времени разобраться.

— Я сделаю всё, чтобы они до тебя не добрались.

— Уклончивый ответ.

— Я решила, это то, что ты хочешь услышать на самом деле.

С чего бы ему теперь волноваться за Ынбёль? Кто она ему? Ни в одном человеческом языке нет подходящего слова. Она предательница, убийца. Пылко влюблённая, готовая отдать всё, чтобы хоть немного заглушить боль и страх, что причинила. Убийца, что нуждается в спасении, а потому спасает собственную жертву. Убийца, что не верит в прощение, но надеется на искупление. Не будь Ынбёль так занята мыслями о том, как не позволить ведьмам убить её возлюбленного, наверняка бы уже задохнулась от ненависти к себе. Но сейчас ненавидеть — значит жалеть. А жалеть ей себя было ни в коем случае нельзя.

— Не делай за меня выводов. Пока это ни к чему хорошему ни разу не привело, — попросил Эллиот. — И вернись. Я бы попросил тебя не уходить вообще, но…

— Тебе рядом со мной страшно?

— Страшно. Потому что бессилен. Я совершенно ничего не знаю о магии и, кажется, зря тебе не верил всё это время.

— Я сама себе не верила первое время, — улыбнулась Ынбёль. — Это уже неважно.

Повисла пауза. Ынбёль решалась.

Уходить не хотелось.

Мамин дом — нищанская халупа на окраине города. Её при большом желании можно и руками развалить, чего уж говорить о магии. От защиты здесь — разве что непредсказуемость. Эллиот не сможет здесь себя защитить. Ынбёль не сможет его здесь защитить.