Метаморфозы рассердились

Чувство было такое, будто Ынбёль нырнула, не задержав дыхание. Резкая холодная волна окатила её с ног до головы, задержавшись у сердца. Надавила на горло, не давая возможности вздохнуть. Уронила на колени и придавила, мстя. Ынбёль не дышала, но и не умирала. Ынбёль была и не была, снова, как в первый раз, но теперь уже навсегда.

Ынбёль изменилась полностью и бесповоротно. Никаких мирных соглашений, никаких уступок. Только сделка. Его жизнь за её душу. Помощь духа за тело. Знания за силу.

Это не было похоже на смерть. Ынбёль все видела и чувствовала как и минуту назад, но в то же время совсем иначе.

Это было не больно.

А потом пришли воспоминания.

Белая комната. Гроб. Режущий свет. То, что показал Манок, было снаружи, а суть притаилась внутри — в той самой кукле, крошечной и тряпичной. Её не нужно было рассекречивать, она и была разгадкой.

Ынбёль вынырнула. Она ничего не выяснила, потому что знала изначально, что нужно делать.

Домой Ынбёль бежала так быстро, как только могла. Время заканчивалось, теперь уже в самом деле заканчивалось. У неё в запасе была от силы пара часов, а потом… Она не знала, что будет потом, но, что бы там ни было, оно тогда и кончится.

Два часа. Всё или ничего.

Она бежала, впервые возвращаясь домой так резво не из-за боли. Прежде она никогда не хотела туда идти. Её пугали скрипучие внутренности, её пугала мать. Пугали её вечные странные рисунки, чёрные мелки и отвратительные благовония. Пугали её молитвы, её странные запасы трав. Пугало, что она может сделать со всем этим. Но на самом деле она ничего не могла.

А Ынбёль — ещё как. Цикличность жизни вызывала приступ тошноты.

Эллиот встретил её на лестнице. В руках он держал фотоальбом.

— Здесь мало твоих фотографий, — заметил он.

Ещё бы, подумала Ынбёль. Мама любила её недостаточно долго, чтобы фотографировать.

— Это не я, — сказала она. — Вернее, не та я, которую ты знаешь.

— То есть человек?

— Всё чуточку сложнее, — Ынбёль уверенно протопала в комнату матери, выдёргивая ящики из столов, тумб и комодов по пути. Отовсюду лезли какие-то лоскуты, механизмы, соцветия, потёртые книги.

Мелки и чаши нашлись, естественно, у мамы в комнате. Прямо под её импровизированным алтарём.

— Спасибо, — сказала она человеку на картинке, — что хранил это для меня. Я потом всё уберу, мам, — это она равнодушной женщине в кресле. Выгнать бы её в церковь конечно, но здесь всё же безопаснее.

На кухне отыскались нужные травы и нож, а у Ынбёль под кроватью обнаружились старые игрушки. Самодельные. Эллиот ходил рядом. Не мешался, но не отставал. Терпеливо попросил:

— Объясни, что ты делаешь.

— Колдую твоё спасение.

— Ынбёль, хватит говорить загадками. Что бы ты ни делала, я хочу знать. Особенно если это касается меня.

Касается! Ха! Ынбёль с трудом сдержала хохот. Всего несколько часов, а насколько всё изменилось в её картине мира, при том что в его не поменялось ничего.

Эллиот Коди Моррисон не мог знать, что больше не является центром событий. Теперь Ынбёль в самой сердцевине, теперь на неё все будут смотреть и теперь она, а не мальчик-жертва, покажет всем настоящую магию. Магию, что сильнее смерти и дружбы… Но всё ещё тает под ореховым взглядом. Чёрт бы его побрал.

— Послушай, Эллиот Коди Моррисон. — устало выдохнула Ынбёль. — Я ведь уже сказала, я — не та, кого ты знал. И тем более не та, кого знала она, — неопределённый кивок на коридор. — Я выгляжу как она, думаю во многом как она, чувствую как она, но я не она. Сомневаюсь, что ты это поймёшь.

— Я хочу знать, — упрямо повторил Эллиот. — Это всё-таки моя жизнь.

— Я готовлю самую великую магию в своей жизни. Таких метаморфоз не было сотни лет.

— Но разве магия…

— Не ушла? — Ынбёль подмигнула пустой глазницей. — Нет, конечно. Я лишь сказала, что у меня нет над ней контроля. Связь разорвана. Но это не значит, что нельзя докричаться.

— И цена?

Ынбёль усмехнулась. Эллиот Коди Моррисон был очень проницательным парнем. Недостаточно, чтобы выжить в первый раз, но он явно быстро учился.

— Если бы я отвечала, как она, я бы сказала, что получу достаточно в случае победы. Я разделяю это мнение.

— Ты всё ещё хочешь меня спасти?

— Да.

— Но ты не Ынбёль?

— Я никогда не была Ван Ынбёль. Я всегда была тут. Я, а не она. Я с тобой познакомилась на ярмарке. Я с тобой смотрела диски. Это всегда была я. Ван Ынбёль умерла три месяца назад на пороге этого самого дома. Умерла довольно жалкой смертью, но весьма вовремя.

— Ты дух?

— Эллиот, — Ынбёль с трудом сдерживалась, чтобы не отослать его куда-нибудь. Времени было ужасно мало, а вопросы всё никак не кончались. — Это слишком сложно для человеческого двумерного восприятия. Чёрное и белое, лёд и пламя — вы так всё видите. Вы смотрите на мир сквозь призму законов природы. Магия существует над ними. И вне её. Я — существо над природой. Я не Ван Ынбёль, но никогда не перестану ей быть. Всё, что я делаю, я делаю для тебя, но лучше тебе мне не мешать.

Эллиот каким-то чудом её дослушал. Опустил взгляд, угрюмо спрашивая:

— И что прикажешь делать мне?