Метаморфозы рассердились

Эллиот носил блузку лебединого цвета и тонкий браслет с жемчужиной-застëжкой, а Ынбёль сидела перед ним в чужом свитере, в юбке из разных лоскутов, с щеками, растрëпанными от жара, и желанием поднимать давно спящие кости.

— Как чувствуешь себя?

— Нормально, — пискнула Ынбёль. Прокашлялась, немного выпрямилась. — А ты?

— Нормально, — согласился Эллиот.

Горячие чашки невольно сравнивались с температурой Перси. Аж раздражало. Ынбёль пыталась уйти мыслями из дома ведьм, увлечённо мешая мороженое и совершенно не зная, что делать дальше. Эллиот пил кофе. Что ж, его загадочность переходила все грани. Он сидел на свидании с девочкой-подростком, которая выглядела лохматым чудовищем, и совсем не беспокоился. А ещё молчал. Очень комфортно, но всё же молчал.

— Ладненько, — Ынбёль стала тормошить печального состояния рукава свитера, — можно я спрошу кое-что откровенное, а ты так же честно ответишь?

Грубые слова по отношению к Эллиот приравнивались к преступлениям, но он буквально уставился на Ынбёль. Словно наконец проснулся. Слегка откинул русую голову и уступил лишь наполовину:

— Сначала скажи, как по-настоящему себя чувствуешь, — и пояснил, хмурясь: — Потому что я не могу понять, сколько бы ни смотрел на тебя.

Ынбёль не задумываясь ответила:

— Я чувствую, как много во мне силы, а в руке только чайная ложка.

Эллиот малость рассеянно кивнул. Казалось, что такой ответ его сбил. Он принялся крутить свой кошелёк с облакообразными овцами-крошками и махнул рукой:

— Теперь спрашивай.

— Почему ты со мной гуляешь?

Ответ показался пощёчиной.

— Не знаю.

— Понятно, — Ынбёль попыталась укрыть обиду в тайном углу и на всякий случай скрылась в шарфе.

— Правда? — почему-то удивился Эллиот. — А мне вот не очень. Я немного запутался, если честно. В первую встречу ты показалась мне милой, а сейчас выглядишь так, будто можешь свернуть сознание.

— Перевернуть? — уточнила Ынбёль.

И получила уверенное:

— Свернуть.

Ынбёль опустила голову ниже, чтобы не было видно улыбки. Ей понравилась эта фраза. Понравилось, что она вызывает у других такое ощущение. У людей.

— Ты веришь в гороскоп?

Лицо Эллиота непроизвольно вытянулось, что абсолютно не сказалось на его красоте. Он моргнул. И, обнажив белые зубы и запрокинув голову назад, тихо засмеялся. Смех жемчужнее, чем застëжка на его браслете. А щёки тоже раскрасились.

Ынбёль почему-то ещё сильнее смутилась.

— Ты странная. Знаешь? — мягко спросил Эллиот. — Интересно переключаешься с себя на астрологию.

— Лекси странная, — насупилась Ынбёль. — А я так…

— Необычная, — снова уступил он.

— Именно! И вообще — разве это плохо?

— Ничуть, пока не зовёшь меня в подвал, — Эллиот сложил скульптурные руки перед собой. Ынбёль нервно усмехнулась, автоматически нащупывая баночку отвара в куртке. — Но зачем ты спрашиваешь?

— Примерно месяца полтора назад со мной произошло кое-что очень плохое. А следом что-то очень-очень хорошее, — сказала Ынбёль. — Я в тот день как раз прочитала гороскоп в одном журнале. Подумала, ну и чушь. А всё ровно так и произошло. Я только сейчас вспомнила.

— Почему же?

— Ты заставляешь думать о чудесах, — Ынбёль улыбнулась повержено. Она совершенно не была в состоянии вытаскивать из себя обычного человека. Она успела разучиться поддерживать нормальные разговоры. А ещё с Эллиотом хотелось быть искренней до самых костей.

— Что ж… — чуть-чуть смущëнно вздохнул Эллиот. — Я не верю в магию, эзотерику, гадания и всё такое. Я очень приземлëнный.

— А в зомби?

— Оживших мертвецов?

— Да. Ходячие косточки. В них веришь?

— Мне нравится концепт, но не думаю, что мы доживём до их появления.

— Ты скучный.

— Рациональный. Я верю в то, что вижу, слышу и чувствую. Одновременно. И никак иначе.

Возможно, поэтому дом его и пощадил. Не смог напугать.

Ынбёль восхитилась своим мыслям.

Какое-то время они молча ковырялись в вазочках мороженого. Ынбёль, не сдерживаясь, бросала на Эллиота быстрые взгляды и ужасно смущалась, когда ловила их в ответ. В голове не укладывалось, что кто-то настолько красивый может так долго на неё смотреть. Прежде люди лишь шарахались.

— Хочешь в музей? — спросил Эллиот, посмотрев в окно.

— Там есть динозавры?

— Вряд ли. А что, тебе нравятся динозавры?

— Я думаю, было бы круто, если бы кто-нибудь оживил одного. Представляешь, как перевернулся бы мир?

— Скорее уж опрокинулся бы, — усмехнулся Эллиот и, подперев голову рукой, продолжил. — Но я бы взглянул на живого анкилозавра. В детстве я думал, что ящерицы — маленькие динозавры. А оказалось — курицы. Наверно, так и заканчивается детство.

Ынбёль кивнула. Она тоже думала, что ящерицы и драконы — это динозавры. Только, в отличие от Эллиота, никогда не слышал о курицах и до победного верила в мифы.

Новое знание разбило сердце. Вновь.

— Хочешь посмотреть «Парк Юрского Периода»? — вдруг спросил Эллиот.

— А его разве показывают?

— Нет. Но у меня есть диск. Так хочешь?

Котелок Ынбёль, наполненный травами, снами и дрожащей энергией, вскипел и грозился вот-вот взорваться. Эллиот звал её в гости. Магия какая-то, честное слово. Знать бы, кто наколдовал.

— Хочу.