Метаморфозы рассердились

Предметы по большей части летали сами. Некоторые должны были оставаться на месте, но тоже кружились в воздухе. Мимо Ынбёль пронеслись кости. Приподнятые шторы впускали свет, но Перси всё равно поджёг все видимые фитили и ароматические палочки. Будто тайно, украдкой убеждался: он всё может. Через открытое окно было слышно, как кто-то, покуривая, слушает радио и стиральную машину. Магия пронизывала кожу. Утиные кости упали, когда завтрак на семерых был готов.

— Как думаешь, — загорелась Ынбёль, — а я смогу воскресить что-то очень-очень старое? То, на чём даже мяса нет.

— Трогай любые кости, кроме моих, — возмутился Перси, раскручивая нож. — Хотя мысль интересная. Ходячие косточки?

— А если вдруг что-то пойдёт не так, то ты всё сожжёшь.

— Ты даже не подозреваешь, как сложно жечь скелеты.

Какая яркая деталь. Перси мог быть тем, кто помогал Крису с концами прятать трупы.

Кухня то шелестела голосами, то затихала. Ведьмы постоянно что-то резали, зашивали, рубили, соединяли и разделяли. Джебедайя без конца разыскивал любые ростки, случайно выращенные под холодильником или на паутине. Из них изготавливались превосходные растворы первоцвета. Лекси тащила откуда-то пять банок мёда. Ынбёль покачивалась на спинке стула. Она стачивала свою порцию, размышляя о мезозойской эре и совсем не рассчитывая на то, что её столкнут на пол. Грубо и уверенно. Конечно, это Эш со своим превосходством.

— Эй, ты чего?

— На улицу, — скомандовал он и схватил Ынбёль за плечо, резко перестроив её траекторию. — Нет, через лавку.

— Да что случилось?

— Без вопросов.

Ынбёль, клевавшая носом и стукнувшаяся об стену, вышла на улицу прямо в футболке. Потрепала волосы, на которых осталась пыль, огляделась.

— О, — только и сказала она.

Её неделя вышла.

* * *

Эллиот поднял голову и неторопливо убрал телефон в карман пальто. Красный отблеск лёг на лицо, вырубив скулы. Ювелирная работа.

— Я пишу тебе уже десять минут.

— Э, — продолжила Ынбёль. Говорить было тяжко. В голове билось только желание позвать Лекси, чтобы она наколдовала из неё что-нибудь приличное. Вот прямо сейчас. Рядом с Эллиотом она в растянутой футболке и шортах смотрелась неуместно и жалко. — Ну…

Она начала сдирать с волос резинку — хотела выглядеть симпатичнее. Поняла, что не сдирается, неловко усмехнулась, чтобы не завопить от стыда. Старалась даже не думать о полинявших шортах, которые были подвязаны пряжей.

Катастрофа.

— Впусти, я замёрз, — с каким-то спокойствием пожаловался Эллиот, наклонился и поднял стаканчики, оставленные на сухой траве. — Раф. Грушевый. Надеюсь, тебе такое нравится.

— Нравится, — ответила Ынбёль, неотрывно смотря вовсе не на напитки. — Погнали. Я быстро переоденусь и сгребу мелочь.

Она плечом придержала дверь, впустив Эллиота в лавку, и поштучно зажгла свечки. Сама не заметила, как сумела так сделать. Перси научил.

— Почему без кофты вышла? Ветер же.

— Мне всегда жарко, — улыбнулась Ынбёль, убитая ненавязчивой, случайной заботой. — Да не беспокойся, я не заболею. Моя комната наверху.

Эллиот выглядел как человек, который танцует. Его движения были подточены непонятной магией, которая, казалось, рождена кинжалами для оккультизмов. Эллиот был остроконечной статуэткой или крем-мёдом, небезопасным из-за застрявшего ножа. В нём мелькало много точечного и колюще-режущего. Ынбёль поняла это, когда засмотрелась на его передвижения по завалам лавки. Потрясающе. Безупречная внимательность. Эллиот с какой-то привычкой прошёлся по ломаным линиям стен, не запнулся о вздутый ковёр, обошёл пузырьки, которые уронил и забыл собрать Эр-Джей, и не пролил ни капли грушевого рафа. А стаканчики даже не были накрыты крышками.

— Чего остановилась? — поинтересовался Эллиот, оглядывая стойку и деревянные счёты. — Веди в свою комнату, пока кофе не остыл.

— Ага, — заулыбалась Ынбёль, глядя вниз.

— Я на что-то наступил?

В нём было что-то от кота. И внимательный взгляд, и мягкие, словно невесомые шаги. Он был воплощением кошачьей грации и изящности от хвоста… То есть, с ног до головы.

— На мою гордость.

Ынбёль всю жизнь училась замечать детали, чтобы сбавить оборот ранений. А потом умерла.

— Не понял, — рассеянно нахмурился Эллиот.

— А это и не твоё дело. Погнали. Там половица проваливается, не упади.

— Я отсюда вижу.

Ынбёль сердцем ощущала, как работали все обереги, талисманы и амулеты: и те, что были зарыты в землю, и те, что утяжеляли шеи ведьм, и те, что висели в комнатах. Магия прямо-таки поблёскивала перед глазами. Гремела. Ынбёль шла по чьим-то копытным следам, оставленным на ковре, уверенно вела Эллиота, не решалась взять его за руку, поэтому просто надеялась, что коридор не выплюнет им в лица что-нибудь противное. «На улицу полезем через окно», — решила она.

— Та-дам, — дверь распахнулась. — Сюрприз.