— Тебя ждёт большое разочарование, невинная Ван Ынбёль, — фыркнул Эллиот. — Я затеял это всё, потому что хочу показать, что чувствую. Нет ничего ужаснее слов «я тоже тебя люблю». Будто опоздал на праздник, да ещё и без подарка пришёл.
— Слова очень важны, — со знанием дела ответила Ынбёль. — Слова творят большое волшебство.
— Я не думал, что полюблю тебя, Ван Ынбёль. А теперь не думаю, что смогу разлюбить.
Жизнь замерла внутри хрупкого тела. Сердце встало, дыхание замедлилось до нуля. Ынбёль была и не была целую вечность, но спустя всего мгновение сказала:
— Я тебе верю.
И всё всем было понятно.
Эллиот, который и до этого был нежен, сбавил напор до минимума. Ынбёль отчаянно старалась думать о нём, а не о матери. О нём, а не о своём теле. О нём, а не о том, к чему всё идёт — идёт, бежит и ломится, хрипит, томится, как масло в котелке.
— Ты мне так шею свернёшь, — поделился Эллиот. — Всё ещё страшно? Я остановлюсь.
— Нет! — Ынбёль снова сжала руки, но, сообразив, что делает больно, расслабила их совсем. Они упали, будто тряпичные. Как у куклы. — Я просто… Совсем не знаю, что делаю.
— Ты ничего не делаешь. А я вот тебя соблазняю.
Ынбёль нервно выдохнула и снова отвела взгляд.
— Эй, — Эллиот взял её за подбородок двумя пальцами и заглянул в глаза. — Всё будет в порядке, если мы просто остановимся. Серьёзно. Я вообще не собирался, ты просто… Сказала про любовь, и я потерял голову.
Сердце преобразилось в амулет.
— Мне нравится, — твёрдо ответила Ынбёль, слушая, как энергия стучит внутри. — Просто есть… Обстоятельства. Это сложно для меня, — и поспешно добавила: — Но я хочу.
— Правда?
— Могу на мизинчиках поклясться.
— Ну ничего себе, — присвистнул Эллиот. — Тогда давай так.
И Эллио забрался рукой под её юбку, аккуратно надавливая между ног. Ынбёль ахнула и спрятала лицо. Ноги налились свинцом.
В мыслях был настоящий пожар. Она знала, она понимала, что что-то такое и должно было последовать за её «я хочу», но всё-таки это было слишком неожиданно. А ещё волнительно и пугающе хорошо.
И пускай часть Ынбёль продолжала шептать про грех, вторая во всё горло орала, что нужно продолжать. И Ынбёль точно знала, кого стоит слушать.
Эллиота такая реакция явно удовлетворила, потому что он надавил чуть сильнее, так, что даже через плотные колготки и бельё Ынбёль почувствовала тепло его пальцев. Очень захотелось скрестить ноги и вообще отвернуться, но Эллиот снова навис над ней, сделав побег невозможным. Это было очень кстати.
— Нравится? — спросил он. Ынбёль издала задушенный звук и кивнула. — Тогда могу я раздеть тебя? — он ухватился за слои ткани под юбкой и, чуть отведя их, снова надавил. Ынбёль едва не взвизгнула, чувствуя, как мало отделяет его пальцы от её половых губ.
Они всё ещё были полностью одеты, но Ынбёль уже казалось, что она обнажена до кровоточащих костей. Оставалось только вывернуть нутро.
Но нутро Эллиота интересовало мало: он всё больше вглядывался в лицо Ынбёль. В его действиях угадывался опыт, не требующий долгих раздумий. В глазах отражались забота и внимание, обескураживающие и почти что шокирующие. Руки — пылающие. Эллиот явно знал о сексе больше, чем Ынбёль, но сейчас ему было куда более интересно познание Ынбёль, нежели сам секс.
— Хорошо? — коротко спросил он.
— Да, — ответила Ынбёль. — Давай.
Она позволила снять с себя юбку, а затем и колготки с трусами. За трусы было особенно неловко: красивым бельём она так и не обзавелась. Эллиот потянулся к толстовке, но Ынбёль его остановила, покраснев.
— Нет, — сказала она погребальным тоном. — Там тебя ждёт лишь равнина отчаяния.
— А похоже, что я жить не могу без гор? — усмехнулся Эллиот.
— Я хочу остаться в твоей толстовке, — решительно сказала Ынбёль. — Мне нравится, когда твой запах на мне.
— Опасные слова, невинная Ван Ынбёль, — Эллиот прошептал ей это на самое ухо. — Я куда слабее, чем кажусь. Я могу продолжить?
— Да, но… Я не думаю, что смогу тебя…
— Нет, — оборвал Эллиот. — Не думай ни о чём. Скажи только, если перестанет нравиться или станет лучше, хорошо? — Ынбёль кивнула и как-то на автомате вцепилась пальцами в плечи парня. Ногти завозились в горячей коже. — Не паникуй. Я скажу, когда будет пора.
Это была шутка, но какая-то слишком многообещающая.
Чувствуя, как рука парня снова спускается к бёдрам, Ынбёль скользнула взглядом по гирляндам, думая, что могла бы их обесточить или вовсе взорвать, но тогда бы они остались в полной темноте, а Эллиот явно этого не хотел. Слишком уж сосредоточен был. Да и вообще Ынбёль решила: никакой магии, пока они здесь.
Поэтому придётся немного потерпеть неловкость, тем более что дальше явно легче не станет.