Метаморфозы рассердились

Он понял. Он сразу понял, о чём речь. Сбивая всё на своём пути, Ынбёль добралась до комнаты, подхватил плед, вернулась, накинул звёзды на Эллиота, влезла в руки. Те дрожали.

— …тебе хорошо? — глухо спросил Эллиот.

— …больно, — случайно призналась Ынбёль. Зарылась пальцами в мокрые волосы, прижалась, прилипла, въелась, практически вросла. — Хорошо. Очень. Слишком.

Эллиот вздохнул, погладил её по голове.

Так они и сидели, укрытые галактическим пледом: иконка со статуэткой.

Но время шло. Зловещий час приближался.

Дом ведьм очаровательно пылал издалека. Большинство окон всё время были укрыты шторами: так не видно тех, кто там ползает и паранормально вопит. Будки и миски были расставлены специально для бродячих животных — некоторые звери умирали прямо на ведьмином пороге и шли на эксперименты. Одни, воскрешённые, потом убегали. Другие, пущенные на ингредиенты, разлагались в грядках. Их призраки ластились к Верховному и воровали конфеты, которые жадные ведьмы прятали в обоях.

Ынбёль видела дом издалека и любила его за шум, за суетливость, за необычность — и за то, что он, по сути, всё равно оставался одним большим тайником. Ужасы в вечном бесконечном.

Ынбёль думала прошмыгнуть внутрь через лавку, но услышала в саду какое-то копошение — будто трава и камни разрывались. Она накинула капюшон, укрыв себя запахом орехов, и поплелась на звук.

Лекси с Перси сидели на корточках. Сложив руки перед собой в молитвенном жесте, они водили ладонями вперёд и назад, вверх и вниз, прислоняя их к земле и поднимая снова вверх. Шептали заклинание, вторя друг другу. Было немного похоже на детскую игру в колечко. На небольшом кусочке земли между ними прорастал подсолнух. В декабре.

— Заметят же, — кисло прокомментировала Ынбёль. — Хоть бы на задний двор вышли.

— Ынбёль! — Лекси взвизгнула, подскакивая. Перси дёрнулся и навернулся набок. Подсолнух скукожился. — Я всё знаю, но мне всё очень интересно!

Сейчас Ынбёль не ощущала привычной тяжёлой злости. На самом деле ей тоже хотелось поделиться хоть чем-нибудь из событий вечера, но…

— Меня стошнило, он дал мне щётку и свою толстовку.

— Вот это романтика, — вяло фыркнул Перси.

— Вот это романтика! — счастливо хлопнула в ладоши Лекси, допытываясь: — А потом?

— Да отстань ты от неё, — мягко сказал Перси. — По лицу же видно.

Ынбёль покраснела, демонстративно закатила глаза и убежала в дом. Обсуждать это с ними она теперь точно не хотела.

На кухне сидел очень невесёлый Крис. Полумёртвый, делающий десять вдохов в минуту. Сильно пахло кофе. Ынбёль не испытывала никакой жалости, но и мучить человека с мигренью ей тоже не хотелось, поэтому к холодильнику она пробралась очень тихо.

— Я больше не слышу Эйприл. Ни тени, ни намёка на её существование, — сказал Верховный. — Ты сдалась духу?

— Я — всё ещё я.

— Ненадолго, — покачал головой Крис и, зажмурившись, залпом допил кофе. На дне остались золотистые травы. Любопытное сочетание. — Не знаю только, хорошо это или плохо.

И он, покачиваясь, удалился.

Ынбёль нашла сухари, остатки мяса и жёлтую зелень, расколотила себе место для готовки, выбросив со стола неострую часть вещей. На кухне был прямо-таки апокалипсический беспорядок. Ынбёль обнаружила медальоны, из которых произрастали опасные эксперименты. Выкинула в раковину плошку спичек. Услышала тиканье. Заглянула под стол и ужаснулась: на половицах валялись десятки часов. Часы-радио, часы-будильники, обычные, надкусанные, детские, дорогие или выкопанные из могил. Сваленные в кучу предвестницы смерти. Ынбёль вцепилась в скатерть и потянула её вниз, чтобы она доставала до пола. Время. Как мало времени.

Все стрелки безостановочно крутились.

* * *

Все стрелки встали на часах.

Ведьмино небо. Чëрное небо. Как сгоревший пирог без масла и волшебства. Ынбёль свернулась под ним разрушенным клубком — она лежала на траве, распадалась на льняные нитки и никак не могла собраться. Сухой клевер утыкался в щёку, целуя. Было тихо. Остатки подсолнуха сладко гнили. Луна восходила.

Перед глазами блеснули чьи-то ботинки. По трупно-белым щиколоткам стало ясно, что это Перси. Надо же, всё-таки решился внести свою рану в скопище переломов Ынбёль.

— Спишь? Это не кровать, — он вздохнул, через силу передавая слова Лекси: — И даже не цветы.

И эта полночь не для сна. Она превосходно знала.

— Уйди, а, — попросила Ынбёль, переворачиваясь на другой бок. Теперь щёку клевал маленький камень. — И так тошно.

Перси сел рядом. На его шее болталась верёвка с оленьими зубами.

— Знаешь, — невероятно медленно протянул он, — до встречи с Лекси я заботился лишь об одном… существе, — Перси нелепо вздохнул и тоже завалился на траву, заламывая руки за голову. Жар мгновенно впитался в землю. Позвонки разогрелись. — В общем, у меня была белочка. Абсолютно дикая. Не хотела сидеть в клетке. Когда она выбиралась, то грызла обои за шкафом. В итоге наелась ими и откинулась.

— Если ты сейчас захочешь сравнить меня с белочкой, — перебила Ынбёль, — то хорошенько подумай, что в моём случае будет клеткой.