Метаморфозы (СИ)

Но вот солдат выбегает на улицу и направляется к городской тюрьме, чтобы от имени народа потребовать привести в театр ту женщину, о которой я уже рассказывал, - за многочисленные преступления осужденную на съедение зверям и предназначенную к бракосочетанию со мной. Уже начали готовить для нас брачное ложе, блистающее черепахой, вздымающее груды пуховиков, расцветающее шёлковыми покрывалами. Мне же было не только стыдно при всех совершить соитие, не только мне было противно прикасаться к этой женщине, но и страх смерти мучил меня. "А что если, - рассуждал я с собой, - во время наших любовных объятий выпущен будет зверь, из тех, на съедение которым осуждена эта преступница? Ведь нельзя рассчитывать, что зверь будет так от природы сообразителен, или так искусно выучен, или отличается такой воздержанностью и умеренностью, чтобы женщину, лежавшую рядом со мной, растерзать, а меня, как неосужденного и невинного, оставить нетронутым".

Я заботился уже не столько о своей стыдливости, сколько о спасении жизни. Между тем мой наставник погрузился в хлопоты о том, чтобы должным образом устроить ложе, прочая челядь - кто занялся приготовлениями к охоте, кто глазел на зрелище. Мне были предоставлены все возможности осуществить свои планы: ведь никому и в голову не приходило, что за таким ручным ослом требуется присмотр. Тогда я крадусь к ближайшей двери, достигнув которой, пускаюсь во весь опор и, так промчавшись шесть миль, достигаю Кенхрея, который считается лучшей коринфской колонией и омывается Эгейским и Сароническим морями. Его гавань - одно из надёжнейших пристанищ для кораблей и всегда - полна народа. Но я избегаю многолюдства и, выбрав уединённое место на берегу у воды, распростёрши своё тело на лоне песка, подкрепляю свои силы. Колесница солнца уже обогнула последний столб на ипподроме дня, и в тишине вечера меня охватил сон.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Пробудившись около первой ночной стражи, я вижу полный диск луны, поднимающийся из волн моря. Посвящённый в тайны ночи, зная, что владычество Верховной Богини простирается далеко и нашим миром правит Её промысел, что веления этого светила приводят в движение всё и на земле, и на небе, и на море, то, сообразно Её возрастанию, увеличиваются, то, Её убыванию, уменьшаются, полагая, что судьба, уже насытившись моими бедствиями, даёт мне надежду на спасение, хоть и запоздалое, я решил обратиться с молитвой к лику Богини, стоявшему перед моими глазами. Я вскакиваю и, желая подвергнуться очищению, семикратно погружаю свою голову в море, так как это число было признано ещё Пифагором наиболее подходящим для религиозных обрядов. Затем, обратив к Богине орошённое слезами лицо, начинаю так: