Читаем Метели ложатся у ног полностью

Метели ложатся у ног

Приближался день свадьбы. Матро не сиделось на месте. Она то возилась в чуме, придирчиво осматривая наряды Полины, то выбегала на улицу — любовалась приготовленным для дочери аргишем. Матро волновалась. Да и как не волноваться, если скоро соберутся в её чуме люди почти со всей Большеземельской тундры.

Уже летит от стойбища к стойбищу упряжка Едэйка — жених приглашает на свадьбу гостей. Уже давно пора наряжать Полину, пора сказать ей напутственные материнские слова. А Полины всё нет…

— Что делать? — спрашивала себя Матро.

«Может, сегодня приедут», — тут же успокаивала она себя. Но тревога не унималась. Мать металась по чуму, переставляла с места на место чайник, котел.

— Какая же ты невеста, Полина? Ученая, грамотная, а глупая. Что ты понимаешь в хозяйстве? — рассуждала она.

Мать падала на латы, потом поднималась и, запрокинув голову, смотрела в макодан, сияющий, как огромная звезда.

— Приедет Полина. Обязательно приедет. Куда же ей деться? — уверяла себя Матро. — Школа! Во всём виновата школа! Будь она трижды проклята! Будто сами своих детей не можем сделать людьми? Кому нужны эти пустые царапины на бумаге? Ими не укроешься в пургу, не защитишься от дождя, не согреют они в мороз. На кого Полина похожа? Кто она — ненка, русская? Иглу держать не умеет, обед приготовить не может, а выходит замуж. Позор! И ведь во всём будут мать винить. Не научила, мол, жить и хозяйничать. Что станут говорить люди? Знаю, что скажут: у мужа Полины стельки торчат из пимов, в котле мясо не доварилось, чум дырявый, сугробы на постелях, черви в лукошке…

Женщина ещё долго поносила школу, учителей, грамоту. А когда солнце скатилось на грудь океана, Матро пошла в соседний чум и попросила дежурного пастуха поймать упряжных оленей.

Вскоре упряжка Матро уже летела в сторону поселка. Прыгали за спиной огромные холмы хребта Яней, а под копытами оленей бежала, качаясь, равнина. Стало легче на сердце. Скоро Матро встретит мужа и дочь. Раз человек в дороге — значит, встретит. Хорошо быть в дороге! Летят нарты, и кажется, что они обгоняют время, оставляют его позади.

— Хо! Еще три дня. Успею поговорить с дочерью, успею нарядить на свадьбу.

Олени бежали рысью. Пел в ушах ветер, хотелось петь и Матро. О чем петь? Обо всём! О том, что небо высокое, земля шире неба, и горит в ночи солнце. Мало ли о чём можно петь? Тундра велика. Матро смотрела по сторонам — не пропустить бы встречной упряжки! Олени Матро бежали, нарты подпрыгивали на кочках, вверх и вниз взлетала линия горизонта. «А может, люди правы — Микита запасается вином? Какая свадьба без вина? Наверно, пароход ещё не пришел, и Микита ждёт, — подумала она. — Приеду в поселок — только рассержу Микиту». Матро потянула на себя вожжи, олени остановились. «Вернусь… Вернусь в стойбище». Но вдруг подумала: «А зачем? Зачем возвращаться в стойбище? Людей смешить? Микита без меня не приедет. Он ждет меня в поселке».

Она шикнула на оленей — ещё быстрее полетели нарты к поселку. Опять раскачивалась вокруг голубая от росы равнина. Матро пела:

Тук-тук-тук! —бегут мои олени;сердце птицейхочет улететь.Тук-тук-тук —кого везут олени?Подскажи мне,солнечная ночь.«Тук-тук-тук! —Полину и Микиту!» —отвечаетсолнечная ночь!..Тук-тук-тук! —у дочки будет счастье,словно лето,в солнце и в цветах.Тук-тук-тук! —бегите вдаль, олени!Пой нам песню,солнечная ночь.

Навстречу упряжке плыли сонные дома поселка. Утро было тихое, даже собаки не лаяли. Видно, понимали, что женщина — не больно грозная птица. Матро медленно въезжала в поселок. Микита, одиноко бродивший между домами, сразу узнал упряжку жены. Ноги сами его понесли навстречу Матро. Та обрадовалась:

— Что так долго-то, Микита? Вина, что ли, нет в поселке? Парохода ждешь?

— Вина-а!.. — закричал Микита не своим голосом, будто его ужалила оса. Глаза его засверкали. Он схватил жену за косу, она упала с нарты. — Я покажу тебе вино! Зачем ты приехала? — шипел Микита, задыхаясь от злости. — Сейчас же назад, в чум! Проваливай! Я сам во всем разберусь!

Матро прижалась к земле, прятала лицо. Наконец Микита отпустил её. Теперь он молча ходил вокруг нарты. Стояла тишина. Люди в поселке ещё спали. Микита снова подошел к жене и пнул её тобоком:

— Что я сказал? Оглохла, что ли? Домой!

Через минуту Микита уже сидел один на земле и с грустью следил за удаляющейся упряжкой Матро. О чём он думал — знают только сонное утро и сам Микита.