Метью Шардлейк. Книги 1-6

— Библия учит нас, Николас, что падению предшествует гордость, а погибели — надменность. Не уходи от меня — от нас — из гордости, не делай этой ошибки.

Парень посмотрел на измятое письмо у себя в руке. У меня возникло тяжелое чувство, что если он пойдет на поводу у своей гордости и злобы, то плохо кончит, потому что в его натуре был элемент саморазрушения. Несколько секунд мы молчали, а потом раздался стук, и дверь открылась. Вошел Барак, но не с шумом, а тихо. Он тоже держал что-то в руке и, подойдя к столу, выложил аккуратную стопочку полусовереновых монет. Николас взглянул на него.

— Что, выполнили угрозу? — грубо спросил Джек. — Твои родители?

— Да, — буркнул молодой человек с мрачным видом.

— Я боялся, что они и в самом деле могут. Они умеют делать гадости, родители-то…

Овертон не ответил, а Барак продолжил:

— Я-то это прекрасно знаю. Но также знаю и кое-что еще. Деньги — это деньги, откуда бы ни взялись. Здесь столько, сколько пятеро бедняков заработают за год. Возьми их, трать их и покажи кукиш своим родителям.

Николас встретил его взгляд, а затем медленно кивнул и протянул руку к деньгам.

— Ты остаешься? — спросил я его.

— Пока подумаю, сэр.

Барак хлопнул его по плечу:

— Молодец! Пошли работать.

Он ухмыльнулся, как усталый многоопытный человек, и через мгновение Ник ответил ему такой же ухмылкой.

* * *

В субботу я получил первое хорошее известие за последнее время, хотя и оно было не без примеси плохого. Я сидел в гостиной, обдумывая, не пригласить ли Гая на ужин на следующей неделе: меня вдохновили маленькие шажки к примирению, сделанные нами в больнице, но все же беспокоил его возможный отказ. Раздался стук в дверь, и вошла Агнесса Броккет, еле сдерживая возбуждение. Я предположил, что у нее хорошие новости о сыне, но она сказала:

— Сэр, пришел любезный Браун и спрашивает, нельзя ли поговорить с вами.

Я положил перо.

— Вы знаете, о чем?

Женщина подошла поближе и сцепила руки.

— Сэр, возможно, я не должна говорить, но я считаю, что важные вещи не должны оказываться для людей сюрпризом. Так вот, по секрету: он хочет попросить вашего одобрения на женитьбу с Джозефиной.

Я уставился на миссис Броккет. Браун мне нравился, и я был рад, что моя молодая служанка нашла себе ухажера — это сделало ее счастливее и увереннее. Но такого я не ожидал.

— Это неожиданно, — сказал я. — Джозефина не…

Агнесса смущенно покраснела.

— Нет-нет, сэр, ничего подобного.

— Но ведь они встречаются совсем недолго, верно?

— Четыре месяца, сэр.

— Так давно? Я забыл.

— У них нет планов жениться поскорее, — сказала Агнесса с намеком на неодобрение. — Но я думаю, они действительно любят друг друга и хотят обручиться.

Я улыбнулся:

— Тогда приведите мастера Брауна.

Молодой человек нервничал, но заверил меня, что намеревается обручиться на шесть месяцев. Он сказал, что его хозяин будет рад принять Джозефину в дом, так как сейчас у него нет служанки, но потом добавил:

— В конце года он собирается закончить работу, сэр, и переехать с семьей в свое поместье в Норвиче. И хотел бы, чтобы мы уехали с ним.

— Понятно…

Значит, после Рождества я, вероятно, больше не увижу свою подопечную. Я буду скучать по ней… Глубоко вздохнув, я сказал:

— Вы всегда казались мне, Браун, здравомыслящим молодым человеком. И я знаю, что Джозефина любит вас.

— Как и я ее, — заверил меня юноша.

Я серьезно посмотрел на него:

— Вам известна ее история?

Он точно так же посмотрел на меня:

— Да; когда я спросил ее, согласна ли она выйти за меня, она все мне рассказала. Я знал, что ее отец был грубой скотиной, но не знал, что он выкрал ее из семьи, когда король вторгся во Францию.

— Это был тяжелый, жестокий человек.

— Она очень вам благодарна, что вы избавили ее от него и дали ей приют.

— Джозефина больше всего нуждается в доброте и ласке, мастер Браун. И, думаю, всегда будет нуждаться.

— Это я знаю, сэр. И как вы в последний год были ее добрым хозяином, так я буду ей добрым мужем. — Лицо моего собеседника излучало искренность.

— Да, верю, что будете. — Я встал и протянул ему руку. — Я даю свое согласие, любезный Браун.

Когда он пожал мне руку, я ощутил смесь радости, что будущее Джозефины так устроилось, и грусти от мысли, что она покинет мой дом. Я помнил, как ее неловкость и нервозность раздражали меня, когда она только появилась в нем. Но я видел, что ей тяжело, распознал в глубине ее души добрую натуру и решил быть с ней мягче.

Лицо молодого Брауна разрумянилось от удовольствия.

— Можно мне пойти к ней и сказать? Она ждет меня на кухне.

— Да, сообщите ей доброе известие поскорее.

* * *