Метод Нострадамуса

Вдоволь налюбовавшись, Глеб вышел из аппаратной. Тяжелые стальные створки ворот, за которыми скрывалась котельная, словно магнитом, притягивали его взгляд. Отполированные колесами вагонетки рельсы тускло поблескивали в желтушном свете потолочных ламп. Это был действительно последний путь, по которому в небытие отправлялись не только тела убитых на территории объекта людей, но и память о тех, кто умер давным-давно — кровавая, гноящаяся жуткими подробностями память, как в склепах, замурованная в обтерханных картонных папках с ботиночными тесемками. Эта скорбная дорога могла стать последней и для агента по кличке Слепой, но это была далеко не главная причина, по которой Глеб ненавидел это место.

Сам не зная зачем, он заглянул в генераторный отсек. Ярко-желтый жестяной кожух генератора весело поблескивал, выгодно контрастируя с черной пластмассой вентиляционных решеток и серебристым металлом блока цилиндров. Бак был полон, аккумулятор заряжен, а вдоль задней стены квадратного помещения идеально ровной шеренгой, как солдаты на разводе, выстроились десять серебристых алюминиевых канистр с бензином. Не без труда подавив возникшее под воздействием свойственного каждому человеку духа противоречия нестерпимое желание немедленно, прямо тут, закурить сигарету, Глеб покинул генераторную и вернулся в хранилище. Усевшись за рабочий стол Ефима Моисеевича, он придвинул к себе папку с протоколами допросов участников перестрелки с экипажем неопознанного летающего объекта (предположительно, инопланетного космического аппарата), совершившего в шестьдесят втором году посадку близ расположенного под Вологдой военного аэродрома. Несмотря на казенный, отдающий затхлым сукном, стиль изложения, содержимое папки читалось как научно-фантастический роман. Впрочем, таковы были все хранящиеся тут материалы — Ефим Моисеевич, надо отдать ему должное, действительно обладал редкостным чутьем и выуживал из доставляемых сюда бумажных сугробов самое интересное и ценное.

Перед тем, как начать читать, Глеб поверх бумаг бросил взгляд на вагонетку. Она была пуста, и бетонный пол под приемным окошком был первозданно чист. Списанные архивные материалы по вполне понятным причинам перестали доставлять сразу после налета на хранилище. Глебу подумалось, что, если коротенькая дорога вот от этого окошка до топки котельной служит архиву Лубянки чем-то вроде прямой кишки, через которую из организма выводится все лишнее, то небезызвестное учреждение в данный момент испытывает что-то вроде запора. Ему сейчас же вспомнилась опубликованная газетами год или два назад история про слона, у которого случился серьезный запор. Несчастной скотине дали слабительное, и она благополучно облегчилась. Да так удачно, что некстати оказавшегося поблизости служителя зоопарка извлекли из-под гигантской кучи навоза уже бездыханным…

«Как бы и тут чего похожего не вышло», — подумал Глеб и опустил глаза в папку.

Но насладиться подробностями панических и беспорядочных действий аэродромной охраны при столкновении с обитателями иных миров ему не дали. В углу противно задребезжал электрический звонок, под потолком вспыхнула и замигала красная лампа тревожной сигнализации. Вся эта дискотека, по идее, означала, что там, наверху, кто-то открыл лифт одновременным поворотом двух ключей и находящемуся в хранилище персоналу надлежит привести себя в состояние готовности номер один — поставить оружие на боевой взвод и занять места согласно штатному боевому расписанию.

Глеб не стал предпринимать ни одного из действий, предусмотренных должностной инструкцией. Оружие у него отобрали (а то, которое не отобрали, потому что не нашли, он, во-первых, никому не собирался демонстрировать, а во-вторых, и так все время держал под рукой), а одновременно очутиться во всех предусмотренных штатным боевым расписанием точках (числом пять) он не мог по определению. Можно было, конечно, вернуться в аппаратную и хотя бы посмотреть, кого это там несет, но и этого делать Глеб не стал. Что толку понапрасну бить ноги, когда и так понятно, что это либо Иван Яковлевич, либо старик?

Оказалось, явились оба. Ефим Моисеевич выглядел хмурым и озабоченным, он явно был чем-то сильно недоволен и даже раздражен, зато генерал Корнев чуть не подпрыгивал от какого-то нервного оживления. Он бы, наверное, и подпрыгивал, да возраст, звание и солидная комплекция заставляли его сдерживаться.

Правда, глядя сейчас на Ивана Яковлевича, было невозможно поверить, что перед вами генерал контрразведки. На нем была просторная светлая рубаха навыпуск, с коротким рукавом и расстегнутая чуть ли не до пупа; ниже располагались мятые шорты цвета хаки, достававшие до колен, а из их широких штанин торчали незагорелые кривоватые ноги, поросшие редким черным волосом.

— Ну, все, сынок, кончилось твое заточение! — громогласно объявил он, энергично пожимая Глебу руку потной мясистой ладонью. — Уф, жарища на дворе просто несусветная! В городе никого, все на речке…

— Правда? — суховато произнес Глеб.