Метод Нострадамуса

— Но это же элементарно! Ей-богу, ты меня удивляешь… У Леры с Жуковицким все складывалось очень неплохо, и Фишман действительно хотел обеспечить ему блестящее будущее — вплоть до мирового господства, сам понимаешь. Потому что быть женой или хотя бы наложницей такого человека, как ни крути, лучше, чем оставаться тренером в стрелковом клубе.

— А пятьдесят миллионов — обеспечение на случай, если Алик ее бросит, — догадался Глеб. — Да уж, чадолюбие у него действительно было развито очень сильно…

— Даже сильнее, чем надо, — согласился генерал. — А хорошо все-таки, что эта история уже кончилась! — с внезапно прорвавшимся чувством воскликнул он.

— Уж куда лучше, — поддержал его Сиверов. — Уж кому-кому, а мне вы можете не рассказывать, насколько это хорошо!

— Жаль, что документы сгорели, — сказал Потапчук.

Прозвучавшая в голосе Федора Филипповича вкрадчивая интонация заставила Глеба повернуть голову и внимательно всмотреться в его лицо.

— Папка с «Центуриями» действительно сгорела, — сказал он с расстановкой. — И мне ее нисколечко не жаль. На кой черт это надо — знать будущее? Такое знание, в конечном итоге, всегда сводится к одному — знать день и час собственной смерти. Кому это понравится? У кого хватит мужества после этого жить?

— Я бы попробовал, — задумчиво сказал генерал. — Четко обозначенные сроки помогают правильно рассчитать силы, определить главное и отбросить второстепенное… Так что я бы, наверное, попробовал.

— Это вам только так кажется, — заявил Слепой. — На самом-то деле вы все равно жили бы, как живется, и только мучились бы, ведя обратный отсчет оставшимся дням. И вообще, о чем мы спорим? Бумаги сгорели, пепел залит бетоном, метода Нострадамуса больше нет.

— Ну и черт с ним, — сказал Федор Филиппович и сел. — Ты купаться идешь?

— Я еще немного почитаю, — отказался Глеб.

— Ну, как хочешь. Главное, папочку потом уничтожить не забудь.

— Непременно, — заверил его Сиверов. — Я ведь, как-никак, Библиотекарь.

Федор Филиппович покачал головой, глянул на воду, оглянулся туда, где скучал в ожидании начальства разморенный жарой водитель, а потом вдруг махнул рукой и с разбега, как мальчишка, плюхнулся в речку, подняв целую тучу брызг.

* * *

С утра небо над поселком Шарово хмурилось, обещая дождь, но уже к восьми часам тучи как-то незаметно разошлись, горизонт очистился, и июльский день засиял во всей своей первозданной красе. Шагая на работу по пыльной немощеной улице, директор местного краеведческого музея Андрей Андреевич Зарядьев про себя отметил это обстоятельство как несомненно положительное: дней у него в запасе осталось немного, каждый из них теперь был на вес золота, поскольку мог оказаться последним, и было бы просто по-человечески жаль упустить случай лишний раз насладиться хорошей погодой.

Алюминиевая трость оставляла в пыли круглые следы; встречая знакомых, к числу которых относилось все население поселка Шарово поголовно, без единого исключения, старик вежливо, на старинный манер, кланялся им, приподнимая над головой ветхую соломенную шляпу. С ним приветливо здоровались и кланялись в ответ; Андрей Андреевич не без оснований подозревал, что за спиной у него многие посмеиваются и крутят пальцем у виска, но это его уже давно не огорчало. Старики всегда кажутся молодежи нелепыми и смешными; существование их бессмысленно, а дела, если таковые имеются, бесполезны и никому, кроме них, не нужны. Пользы от этих дел никакой — ни окружающим, ни им самим, — а раз так, то сидели бы тихонечко по домам, смотрели телевизор или, вон, на речку бы с удочкой пошли… И того они, молодые, здоровые, не понимают, что старики живы, пока есть за что держаться — вот это самое, никому не нужное, бессмысленное, бесполезное, никчемное дело… или хотя бы видимость дела.

И потом, кто это сказал, что краеведческий музей никому не нужен? Кому-то история родных мест неинтересна, а кому-то интересна, и даже очень. Не век же здешняя земля будет рождать одних лишь алкоголиков, для которых весь смысл существования сводится к глотку дешевого вина! Упадет же в нее когда-нибудь здоровое семя, взойдет новая, молодая поросль, и захочется ей узнать, что было раньше, где ее корни, почему мир устроен так, а не иначе… И что вы, умные да практичные, им ответите? А ответы — вот они, ждут того, кому они понадобятся…

Немного высокопарные, но при этом совершенно искренние размышления Андрея Андреевича были грубо прерваны появлением на горизонте местного алкоголика Сереги Мурзина. Притом, что в поселке Шарово слова «местный» и «алкоголик» в подавляющем большинстве случаев давно уже являлись синонимами, Серега выделялся даже на фоне своих земляков. Нет, не количеством спиртного, которое мог употребить за раз, и не пьяными драками, до которых в Шарово хватало охотников и без него, а своей страстью к задушевным разговорам. В ходе этих самых разговоров нес он, как правило, отборную чушь, так что у собеседников уши вяли, и лип, как смола — так, что без крови не отдерешь.