Метод Пигмалиона

Сон прервался. Я поднялся на кровати, посмотрел на часы: оставалось восемь минут до подъема. Никак не мог прийти в себя. Был весь потный от волнения. Хотелось скулить, как собака, от той боли, которая перенеслась из сна в реальность. Подойдя к окну, я открыл створку. Тело обдало холодным воздухом. На улице было еще темно, но люди уже стекались к остановке. Продышавшись, я попытался припомнить хоть что-то подобное в истории своей прожитой жизни, но девушка была совершенно незнакомой и ничего связанного с ней более не приходило на ум. Все было незнакомым. В какой-то момент я даже подумал, будто это мое прошлое, которое я не помнил по какой-то причине, но быстро откинул эту версию, поскольку во сне мне было больше десяти лет, насколько я мог судить, а жизнь после десяти лет я помнил. В голове от этого все смешалось.

Я торопливо шел по тротуару, глядя под ноги и рассуждая про себя, насколько этично любить свою ученицу. Педофилия полностью исключалась, поскольку вторичные половые признаки были уже налицо, что для педофилии, как для диагноза, было совершенно невозможным. Педофилы предпочитали детей примерно до двенадцати лет, испытывая к ним сильнейшее сексуальное влечение. Развивающиеся первичные и вторичные половые признаки у детей педофилы браковали и исключали таких детей из зоны интересов. Сашке было шестнадцать, и ее грудь из второго размера стремилась к третьему. То есть педофилом я быть в принципе не мог. Что до сексуальных мыслей про старшеклассниц, то это было абсолютной нормой, про которую почему-то в педагогическом университете не рассказали. Может быть, я пропустил этот день. Не знаю. Смущал другой аспект проблемы: она была моей ученицей. Я был старше ее на восемь лет. Не то что бы мои чувства были неправильными и я этого боялся, нет: любовь не бывает неправильной, а оценочные общественные суждения – лишь попытка управлять человеком. Дело в другом: она была еще подростком. Да и кто сказал, что она чувствует что-то в ответ? Никто этого не говорил.

Урок начался с девятого класса. Поскольку была литература, я решил самореализоваться, раскрыться и рассказать о написанном стихе.

– Стихи могут сочинять все. Это не какая-то специфичная привилегия отдельных единиц. Вовсе нет, не заблуждайтесь! Когда человек влюблен, он может творить и сам приходит к стихосложению по внутреннему зову души. Как в психиатрии любая болезнь встречается в норме, так и в творчестве: любой человек – творец, дело только в состоянии и внутренних мотивах. Влюбленный поэт пишет словами любви, задумчивый писатель – научными терминами, психически нездоровый человек живет чрезмерно выраженным симптомом. Недостаток дофамина – болезнь Альцгеймера, переизбыток – шизофрения.

Я увлекся и прочитал свой стих, при этом даже не понял, что сдал себя с потрохами юной аудитории.

– А вы влюблены? – спросила Саша. Я впал в ступор, она занервничала и продолжила: – Ну, вы сказали, что это особенное состояние, а раз вы придумали это стихотворение, значит, вы в нем были и вы влюблены, верно?

Я смотрел на нее и не знал, что ответить. Организм меня сдавал. Ноги сами привели к ее парте. Александра была на расстоянии вытянутой руки, смотрела на меня большими глазами, а я про себя думал: глупое сердце, не предавай!

– Нет, – отрезал я после длинной паузы.

Понимая, что раскрываю себя, ведь можно было ответить иначе, и что, черт возьми, все заметили то, что я нервничаю, я по-быстрому дал задание, чтобы остаться наедине со своими мыслями и отвести от себя внимание учеников. От волнения я вспотел и устыдился.

После этого урока у меня было часовое «окно», и мне удалось подумать о многом. Я поставил себе в укор случившееся, отругал, решил, что нужно держаться Ольги, а Саша слишком молода, нам не по пути, у нее другая жизнь, счастливая, а что ей могу дать я, человек, которого столько били, чуть не изнасиловали, обоссали, который кидался в людей своим дерьмом, который даже не знает, куда идет, у которого нет ничего за душой и который значительно старше ее? Последнее я проглотил с трудом, поскольку оно было, в общем-то, самым главным. Этим я упрекал себя больше всего. Все упиралось именно в возраст. Может, потому я и вернулся в школу, что не успел полюбить в школьные годы. Может, каждый должен неудачно полюбить в школе и только потом идти дальше, и, пока это не сделает, не должен покидать школу. Что-то вроде запоздавшего птенца, которого клевали свои же и который, в итоге, сумел дождаться нового выводка. Возможно, я гадкий утенок из сказки, но только просто гадкий, не прекрасный лебедь, считавшийся утенком, а и правда уродливая утка, которую жизнь истязает за убогость. За слабость.

Позже, уже дома, я решил, что пора заводить отношения, вспомнил об Ольге и написал ей.

«Ты добавлял меня в ЧС?»

В этот момент я испытал дежа вю. Ситуация мне казалась в какой-то мере знакомой, будто я ее уже проживал. Сознание пыталось что-то выцепить из вспыхнувшего ощущения, но ничего не получалось, словно я ловил рыбу за хвост в глубоком пруду. Стоило мне ее коснуться, как она ускользала.