Метод Пигмалиона

«Были причины», – сухо ответил я, понимая, что она не готова со мной говорить. И решил усугубить ситуацию, идя от противного.

«Удали страницу»

«Зачем?»

«Удали страницу»

«Ладно. Через пару дней», – ответила она.

Мы переписывались эти пару дней, а внутри все вскипало, и неожиданно я начал печатать какую-то непонятную, выдуманную историю о том, что мы должны быть вместе и мы будем вместе, что пройдет время и она сама все увидит. Что якобы через год она ко мне добавится. На что она лишь рассмеялась, написала, что экстрасенсорные способности излечимы, и сказала, что все равно удалит страницу, поскольку собиралась сделать это раньше. Я злился на нее, она вызывала бурю эмоций, но при этом хотел ее обнять. Меня не покидало чувство, что все эти эмоции, мысли и чувства мне будто вкладывают в голову, навязывая какую-то чужую жизнь, какие-то мысли, идеи. Меня это чертовски злило. На эмоциях я пнул диван, ударил подушку, замахал руками, стараясь отмахнуться от назойливых, чужих слов, но так и не успокоился. Я будто раздвоился. Кто-то вмешивался в управление телом, вытесняя меня. Испытывал желание быть с Олей, но почему-то называл ее другим именем. Я мысленно кричал, чтобы другой убирался из моей головы, сдавливал руками лицо, закрывал уши, чтобы ничего не слышать, но все было бесполезно. Тогда я забился в угол, закрыв ладонями лицо. Голос тут же исчез. Я глубоко дышал, отходя от паники, и смотрел на себя будто со стороны. У меня была деперсонализация. Я даже не узнавал комнату. Ситуация была страшной, поскольку я ощущал собственные чувства, видя себя со стороны, сидящего в углу и не способного сражаться против всплывающих из ниоткуда чувств, которые были сильнее меня и моей способности что-либо изменить в жизни.

ГЛАВА XI

Неделя прошла, словно в тумане. Создалось впечатление, будто организм жил в автономном режиме, а я, как зомбированный зритель, даже не понимал, что происходит вокруг. С виду все было как обычно, но огня во мне больше не было. В тумане дней незаметно подкрались выходные. Случай с вытеснением сознания почти забылся, равно как забылись и некоторые предшествующие события. Я буквально не помнил целые дни. Особенно бросилось в глаза то, что дома оказались тетради девятого класса, которые я никогда прежде не брал на дом. Еще большее удивление вызвали записи учеников в тетрадях, которые я им не мог дать в силу нежелания использовать старые методы преподавания: у них были выполнены задания, которые я не давал, и я это знал наверняка. Обдумав все с традиционной точки зрения, я списал случившееся на скопившийся стресс и обычное перенапряжение. Ну, а как еще это назвать? Других вариантов не было.

Перебрав стопку, я наткнулся на тетрадь Саши. От нее пахло смесью бальзамического ладана, влажного ветивера, пряной ванили и роскошного дуба. Закрыв глаза и вдыхая легкий аромат, я уносился в лето, на тот самый остров среди океана, о котором я писал стихи. Ее почерк был красивым, округлым, но переменчивым. Мог даже меняться на одной и той же странице дважды. Я листал тетрадь и представлял, как она водит ручкой по листу, создавая из сочетаний букв разные слова. Но кто она? Всего лишь человек, биомасса, которая самоорганизуется под руководством генетических алгоритмов… и все же, как прекрасно исполнена! Переворачивая листы, я добрался до последнего исписанного. После выполненного задания был написан довольно длинный стих, который я, усевшись на подоконнике, начал с выражением читать про себя:

Средь сотен людей и лиц безучастных,

Откуда-то снизу, где топот сильней,

Надеждой сияют два глаза несчастных,

Умоляюще смотрят на лица людей.

Когда-то их бросили за шкирку остаться,

Где есть на земле лишь осенняя грязь.

Где им бы пропасть, навсегда потеряться,

Где с миром у сердца разрывается связь.

Не могут, не знают, ведь как разорваться,

Когда то погладят, то пнут сапогом?

И вроде бы хочется слезно признаться,

Но снова и снова разносится гром.

У разных людей будут разные чувства,

От шаткой попытки к ним подойти.

То хочется молча откинуть безумства,

То хочется с воем за кем-то уйти...

Не могут, не видят собачьи два глаза,

Что людям без толку собачьи слова.

Покажется воем монолог волкодава,

Как только он скажет, что он сирота.

Уж годы проходят. Собака замолкла.

Никто для себя здесь пса не забрал.

Но слышно тихонько крики ребенка,

И кинулся пес, и пес побежал!

В холодной реке, руками махая,

Теченьем неслась по воде голова.

Ребенок упал – понесла ледяная,

Куда-то за город, уносила река.

Собака с разбегу бросилась в воду

И с воем сквозь холод собака плыла.

Туда и обратно, не чувствуя ноги,

Выбиваясь из сил, но все же плыла.

С течением справилась, силы теряя,

Но силы не вечны: упала, устав.

А люди, не зная, пса закидали,

Увидев, что пес держит тело за шарф.

Так кончилась жизни нить непростая.

Здесь холод и грязь. Здесь удары людей.

Здесь не было счастья и не было рая,

Здесь нет для героя признанья добрей...