Девушка уткнулась в плечо Ардову. Этого молодой человек не ожидал. Оказывается, у нее тоже были секреты, которые некому было доверить.
– Сейчас у него любовница… – шмыгнула Алина носом. – Отвратительная, манерная особа. И года не прошло после маминой смерти, как она появилась…
Вдруг дочка психолога отстранилась и вытерла слезы.
– Вы заходите к нам, Ардов, – сказала она и убежала.
Глава 26
В участке. Гусь
В участке бурлила привычная жизнь. Пилипченко опрашивал застенчивую проститутку. За соседним столом чины полиции разложили потрепанный листок «Синопского сражения»[20]
и метали кости, передвигая фишки. Свинцов играл за Россию, Африканов – за Турцию и вот-вот должен был добраться до корабля неприятеля.− Что ж ты, Уткина, пожар устроила?
− Совершенно непричастна, господин полицейский.
− Как же непричастна, когда в постели курила?
− Она уже была.
− Что – «была»?
− Уже горела.
− Кто? Постель?
− Да…
Бросив кости и отбив вражеское нападение, Свинцов на мгновение отвлекся от игры:
− Ты что же, дуся, в горящую постель залезла, что ли?
− Конечно! – подумав, озарилась дамочка.
Пилипченко безропотно заносил показания в протокол. Рядом перед Облауховым покачивался на стуле нетрезвый мещанин потрепанного, но гордого вида.
– Он там третий день уже! Вы можете себе представить? – возмущался посетитель. – Без еды, без питья. Это что же, позвольте спросить, за издевательство?
Облаухов вывел в протоколе: «сидитъ безъ еды и питья».
– Где он там сидит-то? – поинтересовался Свинцов.
– Как где? – Неравнодушный гражданин развернулся к околоточному. – В витрине! В витрине сидит! В витрине этой самой лавки! Зажат вот так вот между двух стекол, ему там и развернуться негде! Я как член Общества покровительства животным…
– Да кто сидит-то? – не выдержал Свинцов.
– Как кто? – удивился мещанин. – Гусь!
«Турция» вплотную подобралась к кораблю Свинцова, и он отвлекся.
Закончив составлять протокол, Облаухов принялся упрашивать Ивана Даниловича бросить «Синопское сражение» и проверить мясную лавку Петракова на углу Садовой и Спасского переулка.
– А чего там? – упирался Иван Данилыч.
– Да ведь сами слышали – гусь.
– И что? Не буянит ведь?
– Это жестокое обращение! – опять встрепенулся мещанин, который уже было задремал. – Я, как член Общества покровительства животным… требую прекратить…
– Надо проверить, Иван Данилыч, – проникновенно увещевал Облаухов, добавив для убедительности любимую фразу Троекрутова: «В участке лишние жалобы ни к чему».
Свинцов зачем-то посмотрел в потолок, потом встал, оправился и грозно взглянул на защитника животных.
– А если он на меня нападет? Ведь я его могу случайно…
Околоточный сделал паузу и гаркнул что есть мочи:
– Съесть!
Защитник животных едва не свалился со стула. Но мужество его не покинуло.
– Не имеете права! – задиристо выкрикнул он и бесстрашно икнул.
Свинцов вышел на улицу.
Глава 27
Вильгельм Вундт
Ардов дожидался возвращения Бессонова в его кабинете. Он расхаживал между креслами и о чем-то размышлял. За окном темнело. Фонарщик подошел к столбу, накинул крючки лестницы на поперечину, проворно взобрался к газовому фонарю и зажег его.
Появившийся доктор выглядел озабоченным, но принял господина сыскного агента с прежней любезностью. Он запалил новый фимиам из смолы драконова дерева, от которого Илью Алексеевича слегка замутило.
– Вы слыхали о смерти штабс-капитана Троилина? – спросил сыщик, когда был завершен обмен первыми любезностями.
– Троилина? Нет, что-то не припомню.
– Это адъютант генерала Кострова.
– Да что вы? – удивился доктор. – Я не знал его фамилии. Что с ним произошло?
– Убили.
– Какой ужас!
– И сбросили в Мойку. Рассчитывали, что тело не всплывет, но веревка развязалась, камень выскользнул и…
Бессонов принялся перекладывать бумаги на столе. Ардов какое-то время наблюдал за этими хаотичными действиями. Во рту поплыла слюна – миндаль и чернослив.
– Андрей Феоктистович, третьего дня он был у вас.
– У меня?.. – доктор изобразил работу мысли. – Ах да, припоминаю. Он принес пакет от генерала.
– Что было в пакете?
Бессонов наконец совладал с собой. Он взглянул на сыскного агента уверенным, чуть снисходительным взглядом, на губах заиграла легкая улыбка.
– Я не могу вам этого сказать, мой друг. Бумаги были секретные, из военного ведомства.
– Как долго он у вас оставался? – невозмутимо продолжил Ардов.
– Да сразу и ушел, – беззаботно пожал плечами доктор.
Он извлек из стола коробок спичек и принялся зажигать свечи в бронзовом канделябре с ножкой в виде индийского божества с четырьмя руками. За окном окончательно стемнело, и в кабинете действительно стоял полумрак.
– Это Дханвантари, – указал Бессонов на фигурку. – Древнеиндийский бог медицины. По крайней мере, так он представлен в пуранах. В одной руке он держит раковину, в другой чакру, в третьей – Священное Писание, а в четвертой – эликсир бессмертия.
– В тот вечер штабс-капитан остался у вас на сеанс, – сделал очередной ход Илья Алексеевич. – Вы солгали?