Метод римской комнаты

Девушка уткнулась в плечо Ардову. Этого молодой человек не ожидал. Оказывается, у нее тоже были секреты, которые некому было доверить.

— Сейчас у него любовница… — шмыгнула Алина носом. — Отвратительная, манерная особа. И года не прошло после маминой смерти, как она появилась…

Вдруг дочка психолога отстранилась и вытерла слезы.

— Вы заходите к нам, Ардов, — сказала она и убежала.

Глава 26 В участке. Гусь

В участке бурлила привычная жизнь. Пилипченко опрашивал застенчивую проститутку. За соседним столом чины полиции разложили потрепанный листок «Синопского сражения»[20] и метали кости, передвигая фишки. Свинцов играл за Россию, Африканов — за Турцию и вот-вот должен был добраться до корабля неприятеля.

− Что ж ты, Уткина, пожар устроила?

− Совершенно непричастна, господин полицейский.

− Как же непричастна, когда в постели курила?

− Она уже была.

− Что — «была»?

− Уже горела.

− Кто? Постель?

− Да…

Бросив кости и отбив вражеское нападение, Свинцов на мгновение отвлекся от игры:

− Ты что же, дуся, в горящую постель залезла, что ли?

− Конечно! — подумав, озарилась дамочка.

Пилипченко безропотно заносил показания в протокол. Рядом перед Облауховым покачивался на стуле нетрезвый мещанин потрепанного, но гордого вида.

— Он там третий день уже! Вы можете себе представить? — возмущался посетитель. — Без еды, без питья. Это что же, позвольте спросить, за издевательство?

Облаухов вывел в протоколе: «сидитъ безъ еды и питья».

— Где он там сидит-то? — поинтересовался Свинцов.

— Как где? — Неравнодушный гражданин развернулся к околоточному. — В витрине! В витрине сидит! В витрине этой самой лавки! Зажат вот так вот между двух стекол, ему там и развернуться негде! Я как член Общества покровительства животным…

— Да кто сидит-то? — не выдержал Свинцов.

— Как кто? — удивился мещанин. — Гусь!

«Турция» вплотную подобралась к кораблю Свинцова, и он отвлекся.

Закончив составлять протокол, Облаухов принялся упрашивать Ивана Даниловича бросить «Синопское сражение» и проверить мясную лавку Петракова на углу Садовой и Спасского переулка.

— А чего там? — упирался Иван Данилыч.

— Да ведь сами слышали — гусь.

— И что? Не буянит ведь?

— Это жестокое обращение! — опять встрепенулся мещанин, который уже было задремал. — Я, как член Общества покровительства животным… требую прекратить…

— Надо проверить, Иван Данилыч, — проникновенно увещевал Облаухов, добавив для убедительности любимую фразу Троекрутова: «В участке лишние жалобы ни к чему».

Свинцов зачем-то посмотрел в потолок, потом встал, оправился и грозно взглянул на защитника животных.

— А если он на меня нападет? Ведь я его могу случайно…

Околоточный сделал паузу и гаркнул что есть мочи:

— Съесть!

Защитник животных едва не свалился со стула. Но мужество его не покинуло.

— Не имеете права! — задиристо выкрикнул он и бесстрашно икнул.

Свинцов вышел на улицу.

Глава 27 Вильгельм Вундт

Ардов дожидался возвращения Бессонова в его кабинете. Он расхаживал между креслами и о чем-то размышлял. За окном темнело. Фонарщик подошел к столбу, накинул крючки лестницы на поперечину, проворно взобрался к газовому фонарю и зажег его.

Появившийся доктор выглядел озабоченным, но принял господина сыскного агента с прежней любезностью. Он запалил новый фимиам из смолы драконова дерева, от которого Илью Алексеевича слегка замутило.

— Вы слыхали о смерти штабс-капитана Троилина? — спросил сыщик, когда был завершен обмен первыми любезностями.

— Троилина? Нет, что-то не припомню.

— Это адъютант генерала Кострова.

— Да что вы? — удивился доктор. — Я не знал его фамилии. Что с ним произошло?

— Убили.

— Какой ужас!

— И сбросили в Мойку. Рассчитывали, что тело не всплывет, но веревка развязалась, камень выскользнул и…

Бессонов принялся перекладывать бумаги на столе. Ардов какое-то время наблюдал за этими хаотичными действиями. Во рту поплыла слюна — миндаль и чернослив.

— Андрей Феоктистович, третьего дня он был у вас.

— У меня?.. — доктор изобразил работу мысли. — Ах да, припоминаю. Он принес пакет от генерала.

— Что было в пакете?

Бессонов наконец совладал с собой. Он взглянул на сыскного агента уверенным, чуть снисходительным взглядом, на губах заиграла легкая улыбка.

— Я не могу вам этого сказать, мой друг. Бумаги были секретные, из военного ведомства.

— Как долго он у вас оставался? — невозмутимо продолжил Ардов.

— Да сразу и ушел, — беззаботно пожал плечами доктор.

Он извлек из стола коробок спичек и принялся зажигать свечи в бронзовом канделябре с ножкой в виде индийского божества с четырьмя руками. За окном окончательно стемнело, и в кабинете действительно стоял полумрак.

— Это Дханвантари, — указал Бессонов на фигурку. — Древнеиндийский бог медицины. По крайней мере, так он представлен в пуранах. В одной руке он держит раковину, в другой чакру, в третьей — Священное Писание, а в четвертой — эликсир бессмертия.

— В тот вечер штабс-капитан остался у вас на сеанс, — сделал очередной ход Илья Алексеевич. — Вы солгали?