Метро

Нашел кнопку — «ворота». Ударил ее, вылез во двор.

И вот только тут получил пулю, на которую с самого начала напрашивался. В плечо. Успел добежать до стенки, хоть бы правильная была, спасительная, под стрелком, а не напротив. Прижался. Поднял целой рукой тяжелый автомат — пальнул наугад. Не та стена, не та! Чиркнула пуля еще одна рядом с головой, кирпичная щепка отлетела в стеклянный глаз, стекло треснуло. Побежал к противоположной стене — колено надсадил, пробило болью, подкосило, упал. Пошла очередь к нему фонтанчиками пыльными по земле, совсем уже подобралась к брюху — и тут от ворот кто-то застрекотал. Одним глазом: Леха! Отвлек на себя, спасибо!

Артем, поскальзываясь в пыли, поднялся — а из здания еще бегут трое, что ли. Все в химзе, замешкались, пока натягивали, видно. Леха спрятался за угол, по углу с крыши замолотили целыми лентами, не выйти, а эти трое заметили Артема, который еще на четвереньках, которому всего нужно еще пару шагов, чтобы удрать. Но не хватило шагов, и положили бы прямо в пыль мокнуть красным, если бы не влетела в ворота японка, не развернулась с визгом через обалделых бойцов, не перекинула их через капот. По ней, по ней сверху застрочили. Леха выглянул — опять отвлек пулеметчика на крыше. Артем успел отойти, до дверей добраться; сталкер выскочил из машины своей, за нее укрылся. Савелий нашел человека на крыше в стекляшке своего винтореза, чмокнул глушителем два раза подряд, и пулемет у того захлебнулся. Один из сбитых поднялся, шатаясь, и Леху ударил глупо прикладом в челюсть. Начал разбираться в своем автомате, как пьяный, чтобы оглушенного брокера дострелить, но Артем подошел, пальнул ему в лицо, спас спасителя. Толкнул дверь, побежал по коридорам, на него кто-то бросился с пистолетом, он даже не успел сообразить, что и кто, просто вжал крючок, человек отшатнулся, и все. И все. И все.

А дальше уже было пусто и тихо. Во дворе тоже отстрелялись. Через окно было видно, как Савелий пинает ногой других сбитых, проверяя, всерьез ли погибли они.

Здание оказалось небольшим.

Коридор и комнат сколько-то там. Все двери нараспашку, вот лестница на второй этаж, и там та же картина. Есть пультовая, но человека, который в ней что-то понимал, Артем убил мимоходом.

Тьма кнопок там была и целая щетина из тумблеров, но все подписаны хоть и русскими буквами, а каким-то собачьим языком — одни сокращения; и некому длинных слов из них понаделать.

Артем сел на стул с колесиками.

Снял свой одноглазый противогаз.

Потрогал кнопки. Ну? Которая тут из вас свяжет меня с Полярными Зорями?

Нашел вроде, как частоты переключать. Вот наушники. В наушниках море шумело: фффффшшшшшшффф…

Дальше.

Кхххх… Кххххх…

Туберкулезный изолятор. Черный туннель, наполненный голыми зверолюдьми. Кашляют. Дышат через пробитые кирками дыры. Никуда не хотят уходить. Не хотят за ним наверх. Некуда там, говорят, идти. Все разбомблено, все отравлено, все заражено. Иди один на свой верх, ебанутый ты человек.

Кхххх…

Ррраз! Врезал с размаху кулаком по пульту.

— Работай!

Рррраз!

— Работай, ссука! Работай, мразь! Что?! Что вы тут слушали?! С кем говорили?! Все эти люди в яме! Они для чего?! Все эти во дворе! Они — для чего?! Работай! Работай!!!

Рррррраз!

Кххх…

Ффффффшшшшшшхххх…

Такие огромные антенны! Вышки целые! Десять штук! На всех волнах могут и вещать, и ловить! Почему вы такие огромные и такие глухие, бляди вы бляди?!

Как тут вещать?! Как тут дохлому миру высказать все? Как послать его, все семь миллиардов мертвецов сразу как послать на хер?!

Зашел Савелий.

— Ну? Как там мои мама с папой?

— Никак! Никак!

— А кто-нибудь отвечает хоть? Или мы зря тут все это?

— А они не зря?! Они зачем?!

Савелий помолчал. Пошевелил с надеждой убитому радисту руку ботинком. Но тот был убит бесповоротно.

— Ладно. Валить тогда надо. Он мог и предупредить этих своих, на «Уралах». Запросто. Сейчас вернутся, и капут нам. Алексей, например, выбыл.

— Живой?

— В нокауте. Конкретно приложили. Я его в машину убрал. Короче. Давай, собирай стволы у ребят, и домой поехали. Хоть какая-то польза от поездочки будет.

Артем кивнул.

Тут больше нечего было делать. Вообще везде делать было больше нечего. Ему.

Он встал со стула на колесиках. Ноги не гнулись. Глаза пересохли. Пальцы, которые на Пушкинской были круглые, заточенные под ручку у тачки, теперь были впустую сложены так, будто в них зажата автоматная рукоять: указательный чуть вперед.

Подошел к радисту, отнял у него пистолет. Радисту было не жалко, сразу отдал. Форма у него была безликая, беззнакая. Кто ты? Зачем ты?

Пошаркал на улицу. У одного забрал автомат, у другого. На крыше пулемет, вспомнил. Не хотелось обратно туда, в этот радиоцентр.

Двери в машине были распахнуты. Постанывал, приходя в себя, Леха. Нудно шумел эфир в автомобильной магнитоле — громко, отчетливо. Так же, как и в пультовой. Можно было и не ходить туда. Можно было и не убивать посторонних людей. Не брать на душу греха, за который уже через три недели отчитываться.

Артем сел на землю. Осмотрелся тупо по сторонам.