Наконец полковника водрузили на каталку, а Артема протащили внутрь. Там, за дверями, начинался длинный коридор с многими выходами. Артема бросили сразу.
Уже оттуда, в припадке, он слушал.
— Да, Святослав Константинович, — качнул тяжелой залысой башкой коричневый председатель. — Вы сказали золотые слова человека, который знает цену человеческой жизни. Я с вами тут и везде полностью солидарен. Я предлагаю сегодня же отправить наших дипломатов на Красную Линию, в Ганзу и к представителям Рейха. Усадить всех за стол переговоров. Покончить с теми разногласиями, которые нас все эти годы. В конце концов, не такие уж мы и разные, экхм. Мы должны сейчас сплотиться. Объединить усилия. И вместе, сообща — мы, вы — защищать метро. Наш единственный, наш общий дом. Наш единственный дом на грядущие десятилетия, если мы хотим выжить, наш священный дом на века!
— Не такие уж и разные, — с ужасом повторял за ним Илья Степанович. — Мы не такие уж и разные. Мы и они. Прежде всего русские люди. Сплотиться. Зачем. За что. К представителям Рейха. Наринэшка.
Но толпа сжевала его бубнеж. Примятая, пришибленная поначалу откровением, она сейчас начинала распрямляться, понимать, обдумывать то, что в нее было заправлено.
— Америкосы… Все это время… Музыку… Жируют… Танцульки… Звериные… Но ощущение было всегда… Хипхоп свой черномазый… Мы тут говно жрем… А они нас и говна нашего лишить… Последнее, что осталось… Я знала, знала… Не дадут нам покоя… Ничего, переждем… Перетерпим… И не такое… Ничего, может, и не поменяется…
— Как вы знаете, времена и без того непростые, — продолжал поверх всех них коричневый. — Грибная хворь истощила запасы. Придется затянуть пояса потуже. Но, объединившись, мы сумеем… Наша великая держава! Наш народ неоднократно!
Ему приходилось перекрикивать растущий гомон. Люди наконец смогли пережевать и заглотить правду, которую хотели услышать.
Артем, перемолотый, сидел у стены и сосредоточенно сглатывал невкусную теплую кровь. Щупал языком гнезда от потерянных зубов.
Где-то в коридоре показался вдруг Бессолов. Из совещательной комнаты вышел? За ним шагал Леха-апостол.
— Убей его! — засипел ему Артем. — Это он! Он их!
— Это кто? — не узнал Артема Алексей Феликсович. — А тут есть другой выход? Через толпу опять неохота.
— Пъащ забыъи, — сказал ему Леха. — Вот, давайте помогу.
— Леха! Леха! Ты… Что… Ты же… Должен…
— Догоняй! — Алексей Феликсович споро зашагал в противоположную сторону.
— Съушай… Я знаешь, ъешиъ… Мы так не добьемся ничего… Если пъосто убить. Систему изнутъи надо менять! Постепенно. Ъевоъюция — не наш метод. Понимаешь? — как будто бы извиняющимся тоном через плечо объяснил Артему Леха. — Меня вот он взяъ в ъефеъенты. В помощники. Буду постепенно… Изнутъи… Из бункеъа…
— Говноед ты! — сорванно захрипел ему Артем. — Ты за бункер?! Ты за жратву?! Ты меня — за жратву?! Нас?! Всех?!
— Каких нас?! — обозлился Леха. — Кого — нас?! Нет никаких нас! Никому это не нужно, къоме тебя! Ты сдохнешь щас, а я еще ъулить буду!
— Алексей! — окликнул его Бессолов. — Долго ждать? Так-то ты службу начинаешь.
Не плюнул в него Леха на прощание, не пнул. Развернулся и побежал Бессолова догонять.
Шваркнула дверь, сунулся внутрь Тимур.
— Идти можешь?
— Не хочу.
— Вставай! Пока они там выступают. Давай!
Дернул Артема за шкирку белой официантской рубахи, затрещал ворот. Поставил его на ноги, дал о плечо опереться.
— Я с вами! — зашептал молитвенно Илья Степанович. — Меня заберите! Я с ними не хочу! Не надо!
— Здесь выход еще один. Давай пока туда. Старик очухается — тебе хана. Потом не вытащим.
— Куда?..
— На Боровицкую. Там Анька ждет. Оттуда на Полянку. Ну и дальше. Тебе есть где спрятаться?
— Дома. Аня… С ней все хорошо?
— Ждет же! Куда вас?
— На ВДНХ. Не надо на Полянку. Мне на Чеховскую надо, в Рейх.
— Зачем?! Какая еще Чеховская?!
— Там Гомер. Мне к Гомеру.
— Эй! — выглянул из заседательного зала патлатый брамин. — Вы это куда?!
— Тимурчик. Ты-то понимаешь?.. Невидимые наблюдатели. Они нас тут держат. Вам всем врут. Врут. Они — нас!
— Слышь, Тем… Не вешай мне. Я в политику не хочу лезть. Я солдат, точка. Офицер. Тебя бросить не могу тут. Но ты меня этой херью своей не зомбируй. Давай лучше друзьями останемся.
Как с ним? Как с ними со всеми?
Еще есть шанс. Людям доказать. Пока они по сучьему своему радио лгут. Надо добраться туда, на Чеховскую. Помочь напечатать. Помочь раздать.
Прошли втроем коридорами-переходами, двери крашеные стучат, какие-то люди навстречу, удивляются Артемову костюму и исковерканному лицу, Илья Степанович сзади шагает упрямо, свет моргает, крысы брызжут из-под ног; наконец — креозотом в лицо дохнуло. Уютом. Вот она, Боровицкая.
— Сейчас, благоверную твою найду… И на Полянку.
— Не на Полянку. На Чеховскую. В Рейх.
— С ней обсудишь. Сиди тут. Нашим на глаза не попадайся только, ясно?
— Буду. Я тихо. Спасибо, Тимурчик.
Сел за длинный дощатый стол. Сложил изодранные руки перед собой.
Огляделся: вот любимая его во всем метро станция.