Это невыносимо! Он, наконец, открыл глаза. Увидел ромбовидный узор на прожжённом сигаретами покрывале. Знакомые ромбики на фоне нестираемых бурых пятен, которые оставил когда-то его расквашенный нос. Давно это было или нет? Нос болел и сейчас, как будто мертвец совсем недавно приложил его лицом о кухонный стол.
Харитонов повернул голову, увидел красные исцарапанные доски, уходящие под комод с куском кирпича вместо ножки, и понял, что инстинкты не обманули его.
Ужас окатил жаром.
Харитонов вскочил, поражаясь собственной легкости. Посмотрел на ноги, старые «взрослые» футбольные шорты которые он носил летом и осенью тысяча девятьсот девяносто третьего года, потому что у него не было денег даже на спортивные штаны. Разбитые коленки, грязные босые ступни. Он всегда был крепким и сильно обгонял в росте ровесников, но сомнений не было – ему двенадцать лет.
В принципе, это было понятно и по окружающей обстановке: такой эта комната была, когда он был еще жив. Конечно, это не его комната, такой роскоши он себе позволить не мог. Персональной она становилась, только превращаясь в камеру пыток. Узкий и низкий «пенал» хрущевской малогабаритки. Вечно задернутая черная штора делала ее похожей на склеп. Его враг страдал светобоязнью. Но окно за ней было чистым – его заставляли «поддерживать порядок».
Болезненный свет тусклой лампочки над головой. Отошедшие под потолком обои, которые когда-то, задолго до его рождения, были лимонно-желтым фоном для небесных арф. Обстановка более чем спартанская: трехдверный черный шкаф, в котором он прятался, когда был совсем маленьким, расшатанный стол, притащенный с помойки с исцарапанной столешницей, на которой тоже остались следы его крови. На нем разбросаны учебники – «История отечества», потрепанная желтая «Геометрия», «Биология. Животные» и дешевые копеечные тетради со смятыми уголками.
Никаких телевизоров и магнитофонов, не было даже радиоприемника. Об игровой приставке он, конечно, мог только мечтать. Правда, в шкафу за приоткрытой дверцей он узнал звездный рисунок новенького «адидасовского» мяча, который отобрал у хныкающего школьника из дальнего двора. Вообще, все ценное, что у него имелось, он отбирал на улице, но не особенно увлекался, потому что это создавало проблемы. Куда меньшие, чем попытки сопротивляться, но, тем не менее, проблемы. Большую часть приходилось возвращать, потому что главный его враг не любил шумных проблем, к числу которых относились проблемы с милицией.
Последний мебельный атрибут – старая ржавая кровать с куцым матрасом из воинской части. Под накидкой полушерстяное одеяло с тремя полосами «где ноги». Зимой он мерз под ним, несмотря на забитые газетами щели в окнах.
Вот и вся «солдатская» обстановка. Но ведь было еще что-то, он помнил. В углублении под комодом была спрятана вещь, которую он украл из кабины экскаватора на стройке возле школы. Эта вещь ждала своего часа. Харитонов понимал, что враг знает его лучше него самого – знает его желания, страхи и даже мысли, и он всегда начеку. Харитонов был его сыном и понимал, что он недостаточно взрослый и недостаточно опытный и что если он попытается воспользоваться этой вещью, не продумав все до мелочей, то второго шанса у него не будет. Просто потому, что ему не выжить. Он понимал это тогда. А может просто боялся? Сейчас трудно вспомнить.
В любом случае, вещь тогда не понадобилась ему. Она так и осталась там, он больше не заглядывал под комод. Заглянуть сейчас? Но зачем? Убедиться, что это реальность, а не очередной аттракцион? Что он вообще делает здесь? Наверняка какие-то гребанные эксперименты с его сознанием, но как же все реалистично! Дух захватывает от каждой знакомой детали, оказывается, он все помнил. И возбуждение смешивается со страхом – вечным спутником его в те годы. Но на этот раз страх связан с вопросом: он здесь «до» или «после»?
Взгляд остановился на дужке кровати – она еще без вмятины, но уже со следами его зубов. Харитонов потрогал зубы языком. Да, сломан правый резец, который ему заменят только через восемь лет в главном клиническом госпитале ПС ФСБ России. При движении языка, он ощутил боль, потрогал рукой лицо – правый глаз опухший. Он помнил этот удар. Учительнице сказал, что упал с лестницы. Харитонову захотелось взглянуть на себя в зеркало, но зеркала не было в комнате. Когда-то оно имелось с обратной стороны дверцы шкафа, но он разбил его дубинкой: «Ты, что баба? Зачем тебе зеркало?» сказал он тогда и следующим ударом рассек ему губу. Харитонов почувствовал на зубах осколки зеркала. Ему было десять лет.
Харитонов подошел к двери, прислушался. За выкрученным на полную громкость телевизором, ничего не разобрать.
- Maria es la flor… Que en el campo seda… Студия кинопрограмм телерадиокомпании Останкино представляет Викторию Руффо в мексиканском телевизионном сериале…