Метро

Харитонов положил руку на пластмассовый шар дверной ручки замер на несколько секунд, поражаясь тому, какая маленькая у него ладонь, но на ней уже разбиты костяшки. Приоткрыл дверь, выглянул. Темный короткий коридор, наполовину загроможденный хламом – дверца от сломанного шифоньера, алюминиевая рама от раскладушки, велосипед «Таир» без колес, о педаль которого больно было спотыкаться. Отошедшие обои под антресолью, спертый запах паленой водки и табачного дыма. В конце коридора голубоватый свет от телевизора из распахнутой двери. Нет, его нет. Он сразу это понял, все тем же инстинктом, который не позабылся, даже через тридцать лет. На полочке над вешалкой рядом со старой кепкой, обычно покоилась его любимая синяя бейсболка с надписью USA California. Как сигнал опасности, означающий, что он дома. Сейчас ее не было. В такие моменты, у него гора падала с плеч, и сейчас тоже как будто стало легче – странно, ведь он давно умер. Почему же жив страх?

Харитонов двинулся по коридору. На третьем шаге скрипнула половица. Он тут же узнал этот скрип и вздрогнул. Каждый сантиметр окружающего мира – запахи, звуки вроде этого скрипа, беспощадно врывались в сознание, не давая перевести дух. Это было слишком сильно, Харитонову казалось – еще секунда узнавания и он сойдет с ума. Но к этому примешивался страх, о силе которого он успел забыть. Он заставлял его покрываться холодным потом, сковывал движения, принуждал сутулиться и напрягаться.

Харитонов осторожно заглянул в большую комнату и первое что увидел – черно-белый телевизор «Березка» на четырех ножках со сломанным переключателем. На газете с телепрограммой лежали кусачки, которыми переключали каналы. Однажды он ударил ими Харитонова в ухо. На непривычно бледном экране мелькали лица мексиканских женщин, невольно притягивая к себе. Все остальное обволакивал тяжелый сигаретный дым «Явы» и полумрак, оседавший на черных, годами не стираных занавесках.

Перед телевизором стояло старое советское кресло, с рваной обивкой по углам. Источник сигаретного дыма находился там. Там сидело мелкое безобидное чудовище. Харитонов не хотел его видеть. Он шагнул к двери в прихожей, тут же вспомнив, как открывались два замка. Сердце забилось сильнее, но вдруг он услышал звук. Звук, заставивший его сильнее забеспокоиться.

– Черт. – Тихим ломающимся голосом выругался Харитонов и прислушался. Звук повторился – откуда-то из глубины. Харитонов бросился на кухню – ударился о стол, выпиравший углом – как полагается на всех малогабаритных «хрущевских» кухнях, но увернулся от низкого дребезжащего холодильника, на котором стояли грязные сковородки и кастрюли. Вполне вероятно, что он сначала изобьет его, а потом заставит их мыть. Харитонов заглянул под стол, среди ящиков и паутины за старой хлебницей. Нет, ничего. Звук словно дразнил его. Теперь он раздавался совсем с другой стороны. Харитонов выбежал в коридор, ловко укорачиваясь от хлама, благодаря своим новым-старым габаритам.

Мелькнул экран в облаке дыма, к нему добавился скрипучий смех чудовища. Харитонов запаниковал, ворвался в комнату, в которой очнулся, остановился, прислушался. Затем упал на разбитые колени. Щенок сидел под кроватью, прижимался к стене, смотрел на него с испугом, и, подняв мордочку, осторожно заскулил. Харитонов сразу узнал его – рыжеватый, короткошерстный, совсем как живой.

– Иди сюда! – Харитонов вытащил щенка, прижал к груди, побежал обратно к двери, стараясь не смотреть на голубоватый экран слева.

– Он запретил сегодня выходить, – окатил его очередной порцией детского ужаса голос из кресла. От такого знакомого и столь долго неслышимого голоса, он на миг впал в ступор. Что же с ним станет, когда он увидит и услышит его? Нет-нет, он уже не тот, он же сам давно уже крупнее, сильнее и опаснее его. Хотя, Харитонов каким-то непостижимым образом понимал, что это самообман.

– Надеюсь, ты не вздумал ослушаться? – Раздалось из кресла.

Харитонов уверенно открывал замки, словно еще вчера это делал. Щенок заскулил, чувствуя его страх.

Наконец, дверь открыта. Только бы успеть, пронеслось в голове. Три соседских двери, будто налезающие друг на друга из-за тесноты лестничной клетки, исписанные стены, запах мочи, окурки. И скрипучий смех в спину. Харитонов побежал по лестнице вниз и, минуя межэтажную площадку, заметил странное явление – скрипучий смех как будто множился. На нижнем этаже прямо под его квартирой тоже была распахнута дверь. Харитонов замедлил шаг и совсем остановился. За дверью была такая же квартира – та же вешалка, тумба, кладовка, раскладушка в коридоре, голубоватый свет среди дыма. Это была не похожая квартира, это была та же квартира, и скрипучий смех, который раздавался оттуда – тот же, что и в квартире этажом выше.