Метро

– Ты его не видишь, но, кажется, что он где-то рядом…такое странное ощущение, я бы не сказала, что это хорошее ощущение, потому что он…

Зак. Харитонов Иван:

– Да насрать ему на всех, у него всегда какая-то своя мудрёная игра.

Зак. Кондраковский Виктор:

– Иногда мне казалось, что он здесь не случайно…

Зак. Афанасьева Дарья:

– Вы боитесь его?

– Мы поднимаемся. – Первое что сказал Морис, войдя в небольшое помещение.

Его слова подчиненные встретили с неодобрением, которое Морис тут же почувствовал. И только Поль, как самый близкий и преданный осмелился задать вопрос.

– Зачем, Морис? Его же теперь не найти.

– Он вернется.

Глава 77

Одежда превратилась в ледяной скафандр. Сухой и холодный воздух с непривычки пьянил, тело сотрясала крупная дрожь, но руки крепко сжимали винтовку, пока большие немигающие глаза сканировали темные углы и многочисленные переходные мосты над головой.

Убедившись в отсутствии угрозы, Пустовалов по-волчьи затрусил вдоль стены, укрываясь за грунтовыми холмами, заметенными со стороны разломов желтоватым снегом. Из торцевого проема осторожно выглянул и увидел расчищенную площадку в окружении заброшенных построек, которые по большей части представляли собой голые коробки внешних стен с грудой обвалившихся лестниц и перекрытий внутри. На противоположной стороне у свисающих нитей кабельного моста новенькой кабиной сиял снегоуборочный трактор, за которым высился свежевыкрашенный ангар с большим навесным замком на воротах. Во всем остальном наблюдалось тотальное безлюдье и запустение. Ни острое зрение, ни такой же острый слух, ни внутреннее волчье чутье Пустовалова не улавливали сигналов опасности или хотя бы чего-то требующего особого внимания. Его настораживала только тишина. Кроме завывания ветра и скрипа ржавых лестниц – ничего, словно он оказался в какой-нибудь Припяти. Пустовалов предположил, что находится на заброшенном заводе где-нибудь в Подмосковье, но выйдя из цеха, увидел за голыми цеховыми остовами, нагромождения типично московских многоэтажек.

В безоблачном небе в форме вытянутой подковы поблескивала нитеобразная дуга, навстречу которой неспешно плыли две едва заметные точки, похожие на солнечные блики.

Пустовалов огляделся и увидел метрах в сорока распашные ворота с КПП, к которым вела расчищенная дорога. Над воротами клубились плотные спирали «колючки», висели четыре малозаметные камеры и два скрытых датчика движения. Пустовалов был уверен, что их на самом деле больше.

Дверь КПП оказалась закрытой, на окнах стояли решетки. Забравшись по одной из них, он ухватился за крышный свес, и ловко оттолкнувшись ногой от ворот, вскочил на крышу.

Увы, худшие опасения подтвердились. Это была Москва, более того, он узнал это место – Шоссе Энтузиастов перед развилкой на третье транспортное кольцо. Правда, на месте самого шоссе располагалось заснеженное поле, но он узнал массивное строение с большой покосившейся буквой «Д». Как он помнил, раньше букв было пять, и они образовывали слово «ГОРОД».

Сталинский семиэтажный дом в начале Душинской улицы он тоже помнил. Солнечный свет золотил кирпичи под обвалившимся фасадом, а черные дыры на месте окон и рухнувших прямо с простенками балконов напоминали мертвый оскал с постера третьесортного фильма ужасов. Привычная чащоба фонарных столбов и матч трамвайно-троллейбусных сетей превратилась в бурелом. Машины если и были, то остались погребенными под толщей снега. От знакомой развязки третьего транспортного осталась лишь сломанная пополам плита широченной въездной эстакады, половинки которой вздымались в никуда, словно разведенный питерский мост.

Только время могло привести к подобным разрушениям. Годы безлюдья, силы природы и закон всемирного тяготения. Пустовалов слышал лишь вой ветра. Ни людей, ни зверей, ни птиц на деревьях. Тут не имело смысла присматриваться и ловить движения. Это место было мертвым.

Погружаясь в снег по грудь, Пустовалов пересекал Шоссе Энтузиастов, пытаясь припомнить точное местоположение горбатого путепровода. Утонуть в снежном океане сейчас казалось единственной реальной угрозой.

На другой стороне шоссе он повернул к Душинской улице. Одежда его снова промокла. В считанных метрах тянулся угрюмый серый фасад бывшего мегамолла, который только казался крепким. Он видел подтверждение всесильности времени на каждом шагу. Крупнейшая городская артерия превратилось снежную пустыню, и, глядя на то, что вода сотворила с памятниками человеческому величию, напрашивался нехитрый вывод – еще сотня (едва ли больше) лет и здесь будет тоже, что и тысячу лет назад – леса и реки.