Мэтт Грэнвилл, Везучий Неудачник

Звезды угасали, а я, наоборот, становился все ярче и ярче. Наконец та сила, что переполняла меня, вырвалась наружу и разлетелась тысячью огней. Посмотреть на это чудо со всех сторон выходили люди: парами, большими компаниями, и никто – поодиночке. Меня уже не так трясло, наоборот, навалились слабость и усталость, но воздух снова заискрился светом. Я сообразил, в чем дело: это разрывали небо фейерверки, город праздновал окончание Ночи Одиноких душ. Я взмахнул рукой, и в ней появился букет свежих цветов. Я бежал по улице и забрасывал прохожих лепестками. Меня распирало огромное, невероятное счастье.

Наверное, во всем городе не осталось человека, которого я бы не осыпал цветами. Я страшно устал, но без конца проверял, не ушла ли магия снова, могу ли я творить. Все, что случилось ночью, слилось в единое чувство чего-то сильного и глубокого, чему я оказался сопричастен. Но переживание было слишком тяжелым, слишком мучительным, и оно проваливалось в глубины памяти, оставляя после себя пронзительное, светлое счастье и любовь ко всему миру.

Пока я добирался до дома, счастье здорово поутихло, но желание творить добро никуда не делось. Бедная, несчастная Жаба страдает по моей вине. Я должен немедленно извиниться! Сказано – сделано. В ванной, в небольшой ямке с опавшей листвой мирно дремала страдалица. Я выгреб ее и от всего сердца, искренне и с чувством расцеловал.

От сумасшедшего рева у меня заложило уши. Жаба дико брыкалась и сильно заехала лапой мне по щеке. Со всех сторон на меня набросились белки и оттащили прочь от полоумного земноводного. Они были по-настоящему рассержены и даже кусались. К Жабе, которую успокаивала и гладила целая толпа, зевая, брела Ворона. Она молча показала мне крылом в сторону кухни.

Истеричное кваканье и возмущенное стрекотание белок раздавались еще долго. Я сидел на стуле и потирал горящую щеку. В кухню вошла Ворона. Она так посмотрела на меня, что я привстал со стула и одернул сюртук.

– Мэтью, – проговорила Ворона, веско роняя каждое слово. – Ты знаешь, что я всегда поддерживала тебя. Можно сказать, ты был как за каменной стеной. Но сейчас, Мэтью, ты перешел все границы. Мало того, что ты скачешь голышом при всяком удобном случае. Но прокрасться ночью и покуситься на честь ничего не подозревающей Жабы – это перебор! С чего ты вообще решил, что в ее вкусе и можешь целоваться, даже не спрашивая разрешения? Мы, Мэтью, отказываемся с тобой общаться до твоего полного перевоспитания!

Вот так-то: ты думаешь, что познал смысл жизни и душа твоя источает цветочное благоухание, а на самом деле от тебя воротит морду даже зеленая пупырчатая жаба!

Я нашел рюкзак и высыпал все вещи на пол. Отыскал аккуратно свернутую красную футболку. В свое время пришлось немало помучиться, но зато теперь, если положить руку на герб, то можно услышать шум стадиона. Того самого, с нашего с папой последнего похода на футбол:

Иди сквозь ветер,
Иди сквозь дождь,
Даже если твои мечты разбиты и развеяны.
Иди, иди с надеждой в сердце,
                  И ты никогда не будешь один,
                  Ты никогда не будешь один

[1].

С такой поддержкой проще будет сделать тяжелейший выбор: поесть или поспать. Кажется, только что готов был горы свернуть, а сейчас хочется под одеялом свернуться. Но Мэтью Грэнвилл всегда преодолевает трудности и соблазны! Поэтому я пошел на кухню.

В холле меня неприятно удивили сразу два обстоятельства. Во-первых, почему-то он стал гораздо уже. Присмотревшись, я понял, в чем дело: дерево-в-дереве здорово разрослось вширь. Да и вверх тоже, вон как ветки прямо в дупла полезли. Во-вторых, под ногами шуршали листья, под деревом-в-дереве насыпано всякой шелухи. Ясно, белки постарались. И ежи, видимо, с ними заодно. Кстати, а куда это они пропали? Только сейчас я сообразил, что не встречал их с того самого дня, как впервые сюда попал. Но кто-то же убирал листья все это время! Я оглянулся по сторонам: ни души. Даже Ворона куда-то запропастилась.

Стоило повернуться спиной, как с дерева-в-дереве прямо мне на голову посыпался всякий мусор. Не успел он осесть на пол, как поднялся мощный вихрь. Прикрывая глаза рукой, я продирался к кухне. Я знаю, чьих это лап и крыльев дело! Ничего, нас не сломить!

Когда ты идешь сквозь шторм,
Держи голову высоко
И не бойся тьмы

[2].

Тьмы я как раз не боялся. Гораздо больше мне не нравился свет, который ее разгонял. Потому что он шел от громадных огненных цифр. Впрочем, теперь-то, когда ко мне вернулась магия, я что-нибудь обязательно придумаю, вот увидите! Мало что так бодрит должника, как продленный кредит. В душе громко пели птички. К сожалению, они разбудили голод.