Меж двух миров

— Последние четыре года я подвергал себя опасности, сражаясь против преступного президента и религиозных террористов, и ты спрашиваешь меня, почему я беспокоюсь, видя, что эти люди, которых особенно ждали члены салафитской мечети, заявились в «Джунгли»? Ты думаешь, что убийство в чужой стране меня возмущает меньше, чем в Сирии? Или это менее драматично? Я действую только по справедливости, и ты бы поступил так же, верно?

— Боюсь разочаровать тебя, но я понятия не имею.

— Выходит, ты себя еще не знаешь. В любом случае тебе придется связаться с вашей службой информации. То ли этот член группировки «No Border» с ними и он неосторожен, то ли он завербован кем-то другим, и это настораживает.

После долгой минуты размышлений Бастьен вытащил из внутреннего кармана куртки мобильник.

— Можешь переслать мне снимки?

— Вот видишь, тебе тоже не удается закрыть на это глаза.

Когда они вернулись из комнаты ожидания, Килани с карманами, набитыми шоколадными батончиками с хлопьями, кокосовой стружкой, фундуком и миндалем, сидел рядом с Клариссой за столом делопроизводителя. Увидев Адама, он соскочил со стула и подбежал к нему. Кларисса взглянула на этого маленького человечка, который, казалось, был на седьмом небе от счастья.

— Я смотрю, малыш не слишком разговорчив, у него что, язычок украли? — пошутила Кларисса.

А Адам, подумав, что она действительно задает ему вопрос, ответил как есть:

— Нет, ему его отрезали.

Килани, который вообще не понимал, о чем идет речь, с восторженной улыбкой показал свои шоколадные батончики, словно никак не мог справиться со своим счастьем. Бастьен был в курсе: в тот вечер в больнице Котен ему рассказал. А вот застигнутая врасплох Кларисса только и могла скорбно смотреть на мальчика. Когда он уходил, секретарша сунула в кармашек его шортов купюру в пять евро и шумно поцеловала в щеку. Еще немного, и она послушалась бы своего сердца и забрала его к себе.

Адам уже перешагивал порог комиссариата, когда Бастьен осознал, что сириец ни слова не сказал ему ни о жене, ни о дочери, хотя сам Бастьен сегодня с утра снова искал их в картотеке.

— И он тоже друг? — спросила Кларисса.

— Нет. Коллега. Но я думаю, что он заблудился в дороге.

На обратном пути Килани порылся в кармане и вытащил оттуда купюру в пять евро, которую просто отдал Адаму, как если бы для этого ребенка было совершенно противоестественно иметь при себе хоть какое-то богатство.

Случалось, в «Джунглях» им удавалось поесть лишь раз в день, или, несмотря на долгие часы стояния под палящим солнцем в очереди, Килани и Адам приходили к пустым кастрюлям. Тогда сириец часто покупал им пропитание в разных лавчонках: хлеб, рис с томатной подливой или фруктовый сок. И никогда не прятал от Килани своих денег. Они были его, а значит, их общие. Адам приподнял футболку, открыл молнию поясной сумки и сунул в нее купюру.

32

Одни сведения оказываются более неудобными для доклада, чем другие, но Бастьен знал, что должен сообщить их Дорсэ, главе комиссариата Кале. Они виделись при вступлении Миллера на службу, потом без особой теплоты иногда встречались в коридорах, и лейтенант подозревал, что к нему все еще присматриваются.

Он распечатал снимки, которые получил от Адама, и постучал в дверь кабинета начальника.

Суровое выражение лица комиссара Дорсэ недвусмысленно означало, что шесть фотографий, свалившихся на его стол подобно охваченному пламенем самолету, могут реально отравить день. Бастьен дал шефу на мгновение зависнуть над снимками, а сам нетерпеливо маялся в кресле.

— Повторите мне, кто этот ваш друг? — спросил Дорсэ.

— Он не друг. Самое большее — контакт в «Джунглях». Сирийский флик, который оказался в лагере мигрантов.

— Мм. Лично я вижу здесь всего лишь шестерых арабов. — Комиссар попытался убедить самого себя.

— Ожидаемых в салафитской мечети и фотографии которых имеются в распоряжении одного парня из «No Border». Если в последующие дни произойдет новое убийство и мы обнаружим, что оно было спланировано в этом городе, мы всегда сможем сказать, что не знали, но чувство вины обеспечит нам бессонные ночи.

Дорсэ вернул Бастьену мобильник и бросил на коллегу такой взгляд, каким смотрят на набедокуривших детей.

— И все же. Что на вас нашло, почему вы сдружились с мигрантом?

— Повторяю вам, что мы не друзья, и дело не в этом. Я только спрашиваю вас, дадим ли мы этому делу ход?

Дорсэ осознал, что приперт к стенке, и разозлился:

— Разумеется, дадим. Теперь, когда я в курсе! Я позвоню в генеральную прокуратуру, которая свяжет нас с антитеррористической прокуратурой[59], а потом посмотрим. «Джунгли» и так доставляют нам уйму неприятностей, так нет, вам понадобилось отыскивать там источник проблем.

— Уверяю вас, я ничего не искал. И в то же время мне почему-то кажется, что это наша работа, не так ли?

— О, довольно, Миллер. Не надо читать мне мораль. Дайте мне сделать пару звонков, и отныне — полное молчание. На эту тему говорим только в моем кабинете, вам ясно?

— Как день.

* * *