Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену

На более позднем этапе специальные военные миссии, в т. ч. итальянская, также приняли меры по отбору и, при необходимости, «перевоспитанию» пленных с целью приписки их к соответствующей нации. Однако лишь ограниченная часть пленных попала в сферу действий этих миссий, не сумевших охватить огромные пространства России. Для значительного числа солдат переход на чью-либо сторону всё же стал неизбежным, даже для тех, кто привык естественно перемещаться между разными языками и культурами: понятно, что многие сделали это ради главного приоритета — выживания и возвращения домой.

2. Предложения царя

23 октября 1914 г. посол России в Риме А. Н. Крупенский отправился к премьер-министру Антонио Саландре, который в те дни, после смерти Антонино ди Сан-Джулиано, временно занимал пост министра иностранных дел, и представил ему предложение от имени царя. Россия заявляла, что готова освободить всех италоязычных австрийских военнопленных, захваченных в Галиции, если Италия возьмет на себя обязательство содержать их на время войны, чтобы они не могли снова вступить в ряды австро-венгерской армии. Саландра оставил за собой право проанализировать предложение, но сразу же пояснил, что, «оценивая благожелательные намерения Его Величества Царя», он все-таки не считал их приемлемыми, прежде всего «из-за выполнения обязанностей нейтралитета», но также и из-за невозможности исключить перспективу, что эти солдаты, доставленные в Италию и ставшие свободными людьми, репатриируются и снова присоединятся к армии Габсбургов[294].

Однако российское посольство, не дожидаясь официального ответа и не проинформировав итальянское правительство, сообщило содержание своего предложения журналистам, и поэтому на следующий день газета «II Messaggero» — яростно интервентистская[295] — открылась с заголовком на всю страницу, излагая постановку вопроса в заведомо искаженном виде и заставляя правительство сделать официальное заявление[296]. Для римской ежедневной газеты условия России заключались в обязательстве Италии не передавать пленных Австро-Венгрии, в то время как на самом деле русские требовали, чтобы их насильно держали на итальянской земле. Так интервентистская пресса и Россия попытались подтолкнуть правительство к принятию предложения, которое фактически вывело бы Италию из состояния нейтралитета. «Случай корыстной щедрости», — определил Саландра тот русский жест в своих мемуарах[297].

Саландра был раздражен маневром российского посла[298], но он официально выразил благодарность за щедрость царя, хотя при этом по сути отклонил предложение, не дав реального официального ответа (Россия и не настаивала)[299]. Согласно Саландре российская инициатива была «уловкой, чтобы как можно сильнее прижать нас к стене и вынудить принять решение, которое в то время мы принимать не собирались»[300]. Русские, в самом деле, хотели привлечь Италию в союзники, предложив ей взамен формальное признание права Рима на италоязычное австрийское население и, следовательно, на территории, где они проживали. Это было подчеркнуто несколькими наблюдателями и самим послом России в интервью «Corriere della sera»[301]. Видный политик Витторио-Эмануэле Орландо с удовлетворением отметил, что величайшая славянская держава не сделала различий между Трентино, с одной стороны, и Триестом, Истрией и Далмацией, с другой, безоговорочно признавая их итальянский характер[302]. Это означало поддержку притязаний Италии на север Адриатического моря, даже вопреки конкурирующим славянским устремлениям.

Российская инициатива вызвала ажиотаж в итальянских ирредентистских кругах. Вечером 24 октября около пятидесяти человек из Трентино с радостью отправились к российскому консульству в Милане, устроив демонстрацию с возгласами «Да здравствует Россия!». Местное отделение Ассоциации «Тренто и Триест» поспешило послать Саландре телеграмму с просьбой немедленно принять предложение царя[303]. Чезаре Баттисти в речи в Риме 25 октября также превозносил жест царя[304], а в последующие дни мэр Мантуи и муниципальный совет Специи официально обратились к Саландре, заявив, что готовы принять «братьев ирредентистских земель, взятых в плен в России»[305]. Миланский «Circolo Trentino» («Трентинский клуб»), явно ссылаясь на традицию Рисорджименто в антиавстрийском ключе, написал благодарственное письмо городу «мучеников Бельфиоре»[306] за благородное предложение[307], в то время как совместная делегация Трентино, Триеста, Истрии, Фиуме[308] и далматинцев отправила послание с благодарностью российскому послу в Риме, к которому прибавилась мемориальная табличка, посвященная царю, от римской Ассоциации «Тренто и Триест»[309]. Внимание к италоязычным пленным в России на этом раннем этапе войны вспыхнуло в считанные дни — под пристальным наблюдением австрийских консульских властей. Затем это внимание ослабело, и вопрос официально остался нерешенным, поскольку итальянская сторона не дала формального ответа.