Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену

В итоге намерения сербов были преодолены благодаря тому, что подавляющее большинство пленных, подлежащих переводу, составляли выходцы из Трентино, а не из Далмации. Совсем неслучайно, что на протяжении всего обсуждения передача пленных по балканскому маршруту, Соннино регулярно их определял как «трентинцев», а не как «итальянцев», избегая любых упоминаний о выходцах из Побережья и Далмации[329]. Солдаты из Трентино были, в самом деле, более многочисленны, но очевидно, что не одни: позиция Соннино демонстрирует намерение представить абсолютно итальянский характер пленных, которое могло бы быть подвергнутым сомнению, если бы разговор зашел об этнически смешанных районах. Трения с Белградом из-за национальной принадлежности далматинских пленных привели к тому, что вопрос о возможном обмене пленными между двумя союзными странами, которые в боях против Австро-Венгрии брали в плен солдат всех народностей империи, даже не ставился. Соннино твердо призвал представителя итальянской миссии в Сербии никогда не обсуждать этот вопрос (после того, как сербы по собственной инициативе хотели провести по нему конфиденциальные переговоры)[330].

Очевидно, только офицеры, готовые влиться в итальянскую армию, считались достойными государственного вмешательства[331]. Это была горстка людей — по сравнению с шестью тысячами солдат, предоставленных русскими. Но и в отношении этих нескольких десятков человек Соннино потребовал тщательного отбора, даже ценой значительного увеличения времени переезда. Он попросил посла Карлотти передать «список имен направляемых в Италию итальянских офицеров из Трентино и прислать самую обширную информацию, особенно об их чувстве итальянских корней»[332]. В ответ на эту просьбу посол направил члена итальянской военной миссии, аккредитованного при Генеральном штабе России, для встречи с офицерами, кандидатами на отправку в Италию, дабы избежать «серьезных осложнений», которые могут возникнуть в результате «прибытия в Италию людей без должного кредита»[333].

Речь шла не только о сотне человек, отобранных для отсылки в Италию. Постановление правительства позволяло всем итальянским пленным в офицерском звании въезжать в королевство, но с дорожными расходами, полностью покрытыми самими «репатриантами»[334]. Итальянские консульские власти облегчали их освобождение из плена, выдавая им документы, но затем освобожденный должен был сам выбрать маршрут и сам купить необходимые проездные билеты. В следующие месяцы неустановленное количество освобожденных прибыло в Италию разными маршрутами, — через Балканы, а также Швецию и Англию, без какой-либо координации. На это пожаловалось итальянское посольство в Лондоне, которое совершенно неожиданно оказалось вынуждено предоставить деньги нескольким офицерам, приплывшим из России в Ньюкасл (у них полностью закончились средства на поездку)[335].

Только офицеры могли позволить себе необходимые расходы на путешествие: Гаагская конвенция предоставила им целый ряд привилегий, включая получение ежемесячного жалования, равного жалованию, получаемому при равном ранге в стране, где они находилась (без обязанности трудиться)[336]. Но прежде всего играли роль социальные условия происхождения офицеров и, следовательно, возможность получения денег от семьей — простые солдаты этого себе позволить не могли. Однако собрать нужные суммы было непросто, и бывшие пленные офицеры безуспешно просили правительство авансировать хотя бы 500–600 лир, с обязательством возврата[337].

Разрешение только офицерам на прибытие в Италию оказалось негативным для массы солдат — на разных уровнях. С одной стороны, это свидетельствовало о незаинтересованности в них со стороны итальянских учреждений, дававших понять, что они рассчитывают на больший патриотический энтузиазм у офицерской элиты, чем у массы солдат-крестьян. Как писал трентинец Гаэтано Баццани, офицер королевской армии, член Итальянской военной миссии в России, о которой еще пойдет речь впереди, масса пленных состояла из «людей, не знавших Италию, пока австрийские власти не обрисовали ее для них. <…> Это были люди скромные, с медленным политическим восприятием»[338]. С другой стороны, отъезд значительного числа офицеров лишил итальянских пленных важных ориентиров, а также основополагающего элемента общения и посредничества с российскими властями. У простого солдата не было возможности представить свои нужды, кроме как через офицеров, единственных, к кому прислушивались в лагерях. Более того, во многих случаях офицеры предоставляли свои финансовые ресурсы для облегчения невыносимых условий содержания рядовых, например, покупая для них лекарства и продукты питания. Лишение таких возможностей еще больше ослабило положение рядовых солдат.