В конце сентября 1915 г. русские изолировали 6194 солдат и 120 офицеров итальянской национальности, из которых только 1633 из первых и 48 из последних выразили желание быть отправленными в Италию[356]
. Согласно договоренностям между двумя странами, они должны были перебраться в лагерь Кирсанов в Тамбовской губернии, примерно в 600 км к юго-востоку от Москвы. Здесь во время якобы недолгого ожидания отправки в Италию им следовало пользоваться разными привилегиями.Однако всё вышло иначе. Итальянцы оказались рассредоточены по множеству других лагерей, таких как в Полтаве и Орлове[357]
, но их также распределяли небольшими группами на огромных русских пространствах, где они часто и не подозревали о новой ситуации, возникшей с вступлением Италии в войну. Ожидание оказалось намного дольше, а условия жизни в Кирсанове и других местах интернирования продолжали оставаться крайне тяжелыми. Австрийские итальянцы заплатили за дезорганизацию российских властей, с одной стороны, но также за колебания и недоверие итальянских властей, с другой. Всё это время они подвергались строгому контролю со стороны австрийцев с использованием почтовой цензуры и попыток патриотического воспитания — со стороны Италии.3. Беспокойные лагеря
Условия жизни в лагерях были самыми разнообразными. Многое зависело от уровня скученности, природной и климатической ситуации, но также и от позиции русских командиров: в ряде случаев они продолжали считать пленниками даже тех итальянцев, которые теперь отказались от Австрии, и не обеспечивали им льготы. Часто переезд в большой лагерь сбора приводил к значительному ухудшению условий жизни. После того, как пленные работали в сельском хозяйстве и жили в крестьянских семьях, имея возможность нормально питаться и зарабатывать, они внезапно оказывались запертыми в неадекватных и переполненных бараках, часто с недостаточным питанием, с высоким риском заражения инфекционными заболеваниями и отсутствием возможности найти работу (учитывая высокую концентрацию мужчин, в ней заинтересованных). В письме, адресованном итальянскому консулу в Москве, группа военнопленных, содержащихся в Орлове, описала в таких драматических тонах ухудшение их состояния после сбора в этом лагере: предыдущая ситуация казалась им почти райской: «За редкими исключениями, итальянцу-пленнику, рассредоточенному среди славянских пленников, жилось хорошо. Жившему с гражданскими лицами, которые во многих случаях относились к нему как к сыну или как к брату, ему не о чем было беспокоиться, и иногда он занимался спортом и даже охотой; нанятый по своей профессии в мастерские, на железную дорогу или в деревню, он также имел честный доход; поселившись в городе, имел пищу, наслаждался относительной свободой, мог свободно гулять в течение дня по городу и его окрестностям <…> Всего этого у нас больше нет!»[358]
Парадоксально, но именно соглашения между Италией и Россией, направленные на улучшение условий содержания италоязычных пленников, положили конец прежней идиллии. Места сбора, возникшие в связи с перспективой скорого отправления в Италию, превратились в лагеря, предназначенные для содержания тысяч человек на неопределенный срок и во всё более тяжелых условиях. Это в первую очередь произошло с лагерем в Кирсанове, выбранном для сбора итальянцев в связи с их грядущей отправкой на Апеннины. Неизбежно возникало глубокое недовольство, выраженное в многочисленных письмах и петициях к итальянским властям. «Бесполезно отрицать: после тысячи надежд меня страшит нынешнее глубокое несчастье», — писал из Полтавы трентинец Джузеппе Анджелини, жалуясь на драматическую ситуацию в ожидании отъезда, который казался всё более отдаленным[359]
.Ему вторил из Омска Романо Пини, прося помощи в письме, отправленном к Чезаре Баттисти. Пини с горькой иронией рассказывал о том, как итальянцев в спешке собирали после того, как Рим объявил войну, «как будто мы опаздываем на поезд в Италию». После этого сбора началась фаза моральных и физических страданий, унижений со стороны пленных, остававшихся верными Австрии, молчания со стороны итальянских и российских властей: «поезд в Италию» теперь казался фикцией[360]
. То же писали из других мест заключения, из городов европейской России и Сибири: пленники жаловались на дурное обращение, недостаточное питание, неадекватную одежду для зимовки, болезни, грязь и т. д.[361]